– Я с самого начала этого не одобрял, – заметил мужчина, вновь намеренно отвлеченно принимаясь перебирать бумаги, а Соня лишь вопросительно подняла бровь. – Этого наставничества… Офелия ведь сказала мне об Алиссе, о Ле Клерк, мы прекрасно понимали, что за ней придут, рано или поздно, но Тиссен…
– Лоран, – поспешила остановить его она, заправляя за уши выбившиеся пшеничные пряди, пытаясь подобрать убедительные слова. – Все в порядке, ничего серьезного ведь не произошло, последняя цепочка еще на месте. Я всё ещё здесь.
Хранитель тяжело уставился на нее исподлобья, из-за чего надбровные дуги набросили на фиолетовый глаз Ришара звериную тень. Белавина сглотнула.
– Ничего не произошло? Откуда это легкомыслие, София? Почему вдруг для тебя учеба и Убежище перестали быть такими архиважными? Такими, какими были с самого начала. Когда ты пришла… а точнее когда очнулась после месячного восстановительного сна…
– Лоран, я помню. А ты сейчас говоришь прямо как Этан, – тихо выдохнула она и скрестила руки под грудью, пальцами невольно дотрагиваясь до броши, снова и снова напоминающей о случившемся вчера в кабинете первого проректора.
– Возможно, парень прав, пускай и его мотивы меня не радуют, – Ришар заметно сдерживался, но в его движениях то и дело мелькала тщательно сдерживаемая ярость, эта сверхъестественная почти неуправляемая злость. Белоснежные пышные рукава его рубашки дрожали от перекатывающихся мышц под тонкой тканью, плотная жилетка плотно обтягивающая жилистый торс широко раздавалась в груди от глубокого, напряженного дыхания.
– Недавнее обращение слишком заметно, Лоран, – предупредила Соня без утайки. Мужчина шумно втянул в легкие блуждающий по аудитории сквозняк и прикрыл здоровый глаз. Жилы под ремнем-ошейником ходили ходуном, так часто и судорожно он дышал. В один из очередных поздних посещений Сертонской библиотеки Ришар рассказывал ей, что порой гнев захватывает так сильно, что единственным спасением остается закрыться от всего и всех, сдерживая рвущегося наружу зверя. Но порой и закрыться бывает слишком сложно.
– Ты ведь там был, верно? Когда еретики напали.
– Да, – скрипучий голос сорвался с побледневших мужских губ, и он вновь посмотрел на нее, распахивая фиалковый глаз. – Ересиарх ушел, почти сразу ушел. Пытались отследить, но путевая нить как обычно рассыпалась. Я видел, на что способны культисты, Соня. Тебе на их пути делать нечего. Ты ведь не хочешь быть очередной случайной жертвой.
Белавина не хотела. Она думала об этом же с самого начала этого “неправильного” наставничества, даже говорила мастеру о своих страхах, но когда появился шанс действительно освободиться, забыть о Розе и жить своей жизнью, смогла ли она оставить всё это в прошлом? Когда Роза Штейн пришла в Убежище, вся ее жизнь перевернулась. Учеба и работа стояли на первом месте, а теперь… работы не осталось, учеба уже не кажется настолько важной. Что пошло не так? Почему она не хочет всё это отпустить? Ответ очевиден: он в стальных глазах, низком голосе и сильных руках, сжимающих так крепко и жарко, что сердце начинало дрожать.
– Это Ангелика напала на Розу, да?
– Что? – брови мужчины пораженно взлетели.
– Что?
Соня нервно улыбнулась и обошла ученический стол, опускаясь на ближайшее место. Ришар так внимательно следил за ее перемещениями, будто адептка вот-вот совершит какой-то акробатический этюд или взлетит под высокий потолок. Их взгляды вновь встретились, когда Белавина сложила ладони на столе, чтобы прекратить терзать ногти от напряжения:
– Чтобы новость разошлась по Сертону, надо просто собрать студентов на завтрак, – без сомнения в голосе солгала адептка. – Я слышала о нападении, Роза была серьезно ранена. Я бы спросила у Офелии, но она должно быть изрядно утомлена. Еще бы, минимум два психодознания за одну неделю.