Соня продолжила стоять у банкетки подле кровати, вслушиваясь в гул сердцебиения в собственных ушах, когда заметила бурые пятна на темно-сером пальто, небрежно брошенном на бархатную кушетку такого же оливкового как и стены цвета. Должно быть, причина усталости главы Академии не просто утомление, он наверняка был ранен и направился за ней сразу после того, как вернулся из старого мира. Осторожно выглянув из-за плеча, запахивая на груди полы вязаного кардигана, девушка наткнулась на внимательный взгляд. Ректор остановился в шаге от нее.
– Каждый метр в моем доме в твоем распоряжении. Можешь ложиться и засыпать, если хочешь, а мне нужен душ, – произнес мужчина и потянулся к пуговицам на рубашке, даже не потрудившись уединиться. Она успела проследить за пальцами до третьей пуговицы, пока не заметила, как мастер неотрывно наблюдает за ее реакцией. Уголок мужских губ приподнялся, едва адептка покраснела и отвернулась, уставившись на кровать. Постельное белье оказалось примято с одной стороны, господин Тиссен вернулся домой, лег и понял, что не сумеет уснуть?
– А мы ведь так и не обсудили ваши мотивы, мастер.
Из-за спины донесся тихий, хрипловатый смех, Соня сжала край кардигана, когда шорох ткани сменился металлическим звоном пряжки брючного ремня. Пересохшее горло заставило ее напряженно сглотнуть, а пальцы сжались крепче.
– Мои мотивы? – спросил низкий голос неожиданно близко. – О, адептка Белавина, в отношении вас они чрезвычайно серьезны.
– Насколько чрезвычайно? – уточнила София шепотом.
Ей хотелось так много всего: развернуться и рассмотреть его, найти каждый новый шрам, проверить каждый участок сильного тела, прикоснуться, хоть и на мгновение, после которого она смутится вновь. Колдовское влияние ректорской магии тянуло внизу живота, манило, она не просто чувствовала, а знала, как предельно близко он стоял позади.
– Слишком чрезвычайно, – ответил мастер и поддел пальцами край ее вязаного кардигана, слегка спуская ткань с плеча. Белавина замерла, только его ладонь не остановилась, скользнув по ключице к основанию шеи, двинулась выше, заставляя запрокинуть голову. – Я все пытался понять, этот невинный взгляд… Ты действительно не замечаешь? Я уже не способен думать ни о чем другом, кроме…
– Вы же говорили, что не тронете меня, даже клялись, – шепнула, когда его губы оказались на уровне ее глаз, ловя шумный выдох и тяжелый, медленный кивок мужчины в ответ на ее предостережение. – Но что если я хочу, чтобы трогали?
Сталь его внимания взбудоражено заблестела.
– И чего сейчас тебе хочется, маленькое солнце? – прохрипел он у ее уха.
Белавина не стала отвечать вслух: она развернулась, пронзающий взор ректора скользнул по розовому шраму, опустился к приоткрытому рту, чтобы вновь подняться к глазам. Между полами его расстегнутой рубашки виднелся край чернильного драконьего крыла, из брюк выглядывало свитое змеиное тело. Адептка сглотнула и осторожно подняла ладони, накрывая бронзовый рельеф плотной кожи, затем плавно обвила руками крепкую шею. Мастер промычал нечто неясное, когда она сама потянулась к нему, поднявшись на носках так, что их губы оказались на одном уровне, едва он склонился навстречу. Соня поймала мягким поцелуем мужской вздох, почти стон, нежно касаясь твердых губ.
Каждая его мышца будто окаменела, жадные руки развели кардиган в стороны, чтобы сомкнуться на талии, сдавливая мягкую кожу сквозь тонкую ткань сорочки. Тиссен сорвался, как только их языки встретились: за нежностью последовал напор, языком погружаясь глубже, сминая губы властным поцелуем, он вжимал девушку в свое затвердевшее тело, почти поднимая Соню в воздух, лишь бы она оказалась ближе. Слишком быстро она начала задыхаться, когда мужская ладонь скользнула по пояснице, зацепила край сорочки и нырнула под нее, стискивая ягодицу. Белавина же решительно пустила свои ладони под рубашку и почти сразу нащупала незнакомый зарубцевавшийся порез.