– Добрый день, дамы, карета подана, дамы, – прошелестел “Пиноккио” мальчишеским голоском, Белавина приблизилась к повозке и распахнула перед Розой дверцу, пропуская все еще не сводящую с живой куклы-извозчика напряженного взгляда вперед, а после забралась вслед за подопечной.
– Некоторым они могут показаться жуткими, – негромко произнесла София, когда Пиноккио уже развернулся и пустил карету по дороге прочь от Сертона. – Это големы, их изготавливает столичный мастер Леб бен Бецале́ль. Мы как-то перемещались к нему на экскурсию в прошлом году. Големы в Убежище заняты всей той работой, на которую не соглашаются маги – извозчики, официанты, доставщики посланий для тех, кто не пользуется магической почтой. Это может показаться удивительным, но почти каждый голем, которого ты, например, увидишь в Тривэйле, сделан Лебом. Самое поразительное, что мастер помнит каждого и каждого делает уникальным, так что големы безобидны, так их воспитывает их “отец”.
– Ладно, допустим, но этот экземпляр вроде как и не кажется жутким, – наконец отмерла Штейн, переводя взгляд с пейзажей из окна кареты на сидящую напротив Белавину. Она перебирала в голове все образы страшных кукол, которые доводилось видеть, и “Пиноккио” и впрямь совсем не походил на своих выдуманных собратьев. – Так все-таки, мы едем в Тривэйл для того, чтобы…?
– Чтобы ты смогла в будущем более менее ориентироваться в городе, думаю, ты не откажешь себе в приобретении пары-тройки нужных безделушек, а о деньгах волноваться не нужно, Роза. Каждому прозелиту уже открыт счет в банке Тривэйла, поставлена магическая печать на имя и начислена приветственная стипендия, – оттарабанила София будто заученный текст, а завидев вероятно на лице подопечной гору недопонимания продолжила. – В Убежище монеты вышли из оборота уже давно, золото хранится в банке, а люди не носят с собой кошельки как в старом мире. Как все происходит по факту: владелец лавки выписывает чек за товары, и твое имя – считай стопка банкнот, ты распишешься в чеке и нужная сумма отправится на счет владельцу. Магия в некотором смысле даже удобнее технологий.
– Так ты, выходит, тоже из “старого мира”? – нахмурившись обилию очередной информации, Роза задала вопрос не сколько из интереса, а из попытки хоть как-то поддержать однообразную беседу. Белавина на вопрос подопечной кивнула, но как-то горько отвела взгляд. Очевидно – в ее прошлом были какие-то неприятные детали, и пока Штейн не собиралась их ворошить.
Карета стремительно неслась по извилистой дороге, окутанной по бокам темной лесной чащей. Если в Академии день казался солнечным, то в пути словно близился к концу. А ведь могло быть так, что и солнце в Убежище заходило намного раньше? Или раскидистые макушки деревьев так сильно укрывали землю от проникновения солнечных лучей? Как бы то ни было, но совсем скоро из оконца устаревшего в старом мире транспорта Розе показались очертания города, по обе стороны окруженного водными артериями. Колеса кареты заскрипели, с усилием поднимая ношу в небольшой пригорок, за который цеплялась опора каменного моста через широкую, спокойную реку. Терракотовые и бирюзовые крыши городских зданий, брусчатые улочки, центральное здание с куполами, окруженное зеленью – все это увидела Штейн, едва карета поднялась на самый пик моста.
– Здесь так резко меняется погода? – щурясь от рвущихся внутрь ярких лучей пробормотала Роза.
– Нет, на самом деле в Убежище сейчас весна, солнце и в Тривэйле, и в Сертоне. В лесу между ними установлены цепочки защитных контуров, связывающие почти каждый участок земли, магическая активность формирует как бы невидимые стены, о которые преломляется свет, поэтому там почти всегда мрачно, – почти моментально подхватив разговор Белавина казалось выдала очередную лекцию своей подопечной, после такого Штейн и не сомневалась, что ее наставница явная отличница. Если весь курс о магии ей будут рассказывать в такой же форме, Роза наверняка умрет от скуки. – Тебе точно кто-нибудь начнет рассказывать ужастики про этот лес: мол не просто так он темный, водится здесь всякая потусторонняя чепуха и ворует адептов из Сертона, которые ночами сбегают, чтобы прогуляться.