Напоминающий Амфитеатр огромный лекторий наверняка мог вместить в себя куда больше студентов, чем группу из семнадцати прозелитов. Штейн вошла в нее в потоке последних студентов и с удивлением заметила множество незнакомых лиц. Дисциплина “География и экономическое устройство нового мира” значилась под именем профессора Фабиано Форци. Внешне довольно презентабельный, хоть и возрастной мужчина, с черными зачесанными назад волосами, белесыми от старческой седины висками и пышными усами, вошедший следом за едва рассосавшимися в дверях студентами, создавал интересное впечатление. Атласные лацканы черного пиджака буквально кричали о достатке, а лаковая трость с серебряным резным набалдашником в левой руке колдуна и вовсе отрезала все сомнения по поводу его статуса: с такими либо водят дружбу, либо отчаянно враждуют.
– Приветствую, студенты, – отозвался профессор, усаживаясь в кресле с фигуристой резной спинкой. Такую мебель можно было увидеть разве что в кабинете ректора, но и там Роза не заметила особого шика, а вот бархат на обивке под преподавательской задницей мог посоперничать и с лучшими домами Парижа и Лондона, как часто говорила Клара. – Что же, я приятно удивлен, группа адептов-первокурсников так многочисленна в этом году. Веденский столичный университет похоже не досчитается с десяток наследников знатных фамилий, не так ли? Ах да, с нами ведь еще братья наши… Наши гости из старого мира, бесконечно рад, что вам все же удалось прервать этот порочный круг бессмысленной растраты дара в чужом мире.
По незнакомым лицам прошлись негромкие смешки, прозелитская группа лишь недоуменно переглядывалась. Сначала Розе показалось пренебрежение, но с каждым новым заявлением все сильнее проявляющийся надменный тон в голосе Форци начинал раздражать и без того заряженную после встречи с Альтером ведьму. Она вновь заметила эти искусственно лощеные манеры, неужели колдуны Убежища все еще чтут средневековые феодальные порядки?
– На курсе моих лекций нам предстоит изучение политической и экономической систем Убежища, географии созданной земли, а также многих других аспектов реализации вас как будущих ячеек нашего магического сообщества. Но для начала простой вопрос: назовите последний из свободных городов, вступивших в Капитул с представлением делегата? – начало лекции вызвало горький привкус уныния на языке Штейн, и похоже Форци мало волновало то, что половина студентов не понимает, о чем идет речь.
– Унион, профессор, декрет Капитула о принятии от 673 года от создания Убежища, – поднявшаяся с места девушка с уложенными в гладкий пучок волосами отчеканила ответ за какие-то секунды и под похвалы преподавателя уселась на место, её имя Роза так и не запомнила.
– Да, все верно. Забавное дело, мы часто пьем чай с делегатом Униона, и она так любит напоминать, чтобы я порекомендовал ей кого-то из студентов для личной практики, так что кто знает, может это будет кто-то из вас? – легкий прищур усатого мага и его тошнотворное хвастовство буквально вынудили Штейн красноречиво закатить глаза. – Вам неинтересно, как я погляжу? Хорошо. Назовите автора доктрины о магическом определении?
Отчего-то с самого начала в Убежище для Розы все шло наперекосяк, и потому она даже не удивилась, когда аудитория молча покосилась на нее, как и сам Форци, не сумевший проигнорировать такое неслыханное пренебрежение. Наверняка, она не одна на потоке проявляла такие чудеса наглости, но по всей видимости ей не следовало садиться так близко, чтобы можно было заметить скепсис на лице. А многоуважаемому преподавателю в таком случае не следовало питать слабость к высмеиванию новичков.
– Понятия не им…
– Их двое, профессор. Эдвард Брок и Ланс Мален, – тоненький голосок твердо прервал Штейн. Бледная, веснушчатая, вечно дрожащая Мария вдруг показалась какой-то непоколебимой, она смотрела прямо на делегата и, кажется, ничуть не смутилась того, как бесцеремонно влезла в публичное унижение “тупиц из старого мира”. Сам Фабиано Форци отчего-то неожиданно взъерепенился, он вскочил с кресла, шумно переставляя свою трость, прошагал в сторону ряда, откуда и прозвучал настойчивый голосок смело поднявшейся с места прозелитки.