Нависшая над головами первокурсников могильная тишина занесла свой невидимый топор. После Роза разумеется скажет одногруппникам, что ей совершенно осточертело выслушивать каждый раз эти великовозрастные нападки, и если Грир ничего не собирается делать, то она выскажет делегату все напрямую. А сейчас аудитория наверняка ожидала, что преподаватель от ярости и вовсе потеряет свою временами хромающую презентабельность, как минимум начнет трясти тростью от злобы, а как максимум и вовсе переломит ее о голову “обнаглевшей Штейн”, но Форци на удивление напротив посерьезнел, прищурился, и кажется, даже его усы потеряли на миг свой делегатский лоск, добавив своему хозяину совсем непривычной для него кровожадной хмурости.
– Забавно, неужели кто-то из вас осмелился сказать мне в лицо о том, о чем вы постоянно шепчетесь? – едко ухмыльнулся он. – Но на будущее порекомендую – высказывайтесь изящнее. Вы, юная леди, абсолютно потеряли хоть какую-то субординацию, и за это я вправе знатно подпортить вам жизнь, и у меня для этого море возможностей. Как вас там? Штейн? Хм, мне не знаком ни один Штейн нового мира. Может вся ваша родня осталась по ту сторону из-за отсутствия хоть какого-то таланта к магии? Что же вы так хмуритесь, мои слова делают вам честь, юная леди. Вы исключение в своей бездарной семье.
Он высказался походя, будто между делом и, уперевшись ладонями в столешницу первого стола, за которым сидела Мария (буквально вжавшаяся в спинку своего места, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между ними), насмешливо бросил Розе очередной вызов.
– Как и вы вероятно. Только дело, по всей видимости, касается не дара, а чего-то иного, что делает мужчину – мужчиной, – выплюнула Штейн в ответ, продолжая, несмотря на очевидно повисшее в воздухе напряжение, остальные казалось и дышать прекратили. Переход на личности? Да, только ей оказалось плевать, Форци уже давно переступил все мыслимые и немыслимые пределы ее ангельского терпения. – Но в целом, не советовала бы вам со мной так разговаривать, раз уж вы так печетесь о происхождении. Вы не думали, что ваша неосведомленность о некоторых вещах может сыграть против вас? Все говорите о родне, кланах, но вы бы хоть сначала в ведомость со списком группы посмотрели, чтобы знать, с кем имеете дело.
Линн нервно поерзала рядом и возвела взор к потолку, будто уже предугадала, чем все закончится.
– Кланы, к вашему сведению, прозелит, существуют по сей день лишь в старом мире, Убежище от этой практики отказалось едва ли не со дня сотворения, – фыркнул профессор презрительно. – И главное – я же вам только что сказал – изящнее, но ничего иного ваш узкий ум выдумать не сумел? В таком случае посмотрим, будете ли вы столь же красноречивы в кабинете проректора. К Витковой, Штейн, за наказанием. Сейчас же.
Роза тотчас подскочила со своего места, резко, словно рядом разорвалась хлопушка. Ей пришлось горделиво вздернуть подбородок, чтобы Форци не выглядел на ее фоне явным триумфатором. Под сочувствующими взглядами своих одногруппников она спустила ногу со ступени и буквально провалилась в стихийно возникший портал, что вытолкнул ее из межпространственного слоя спустя мгновение у белоснежной (кажущейся мраморной) двери с золотой сверкающей ручкой. Она не успела даже осмотреться, как висящее в воздухе ожидание рассыпалось само собой:
– Прозелит Роза Штейн, тьютор – София Белавина, нарушение субординации, направивший преподаватель – делегат Фабиано Форци, – прошелестел механический голос, и тихий щелчок замочного механизма распахнул перед прозелиткой двери. – Личное дело, мистресса.
Обоняние остро отметило едкий цветочный аромат женского парфюма, стремительно окутывающего Штейн с пересечением границы кабинета проректора. Замысловатый деревянный стол был венцом интерьера светлой, но заставленной комнаты, за ним поглядывая на ведьму по-женски равнодушным взором восседала уже знакомая женщина. От стоящего по левую руку Витковой секретера с изысканными, такими же замысловато резными ножками, к проректору прытко ринулся необычный голем. Хоть и Розе не так часто удавалось видеть этих созданий, сей экземпляр уж слишком отличался от всех прочих: тщательно вырезанные женские черты, длинное закрытое платье. “Она” напоминала больше фарфоровую куклу, чем марионетку, имела какую-то омерзительную схожесть с кураторшей Грир, и лишь скрепляющие фаланги пальцев шарниры выдавали эту фальшивую плоть.