— Несомненно... Каким сильным, наверное, был тот жрец, который распорол юную грудь и достал из нее кровоточащее сердце,— таинственно прошептал Петров.
Тамаз опешил. Внезапное молчание наступило между ними.
Затем Петров произнес еще таинственнее:
— Он, по-видимому, обладал страшной оккультной силой, этот жрец.
Тамаз вздрогнул, это отрезвило его.
Все невыносимее становилось молчание.
— Работник ГПУ ведь тоже должен обладать такой силой,— неожиданно сказал Петров.
Тамаз ощутил шипение змеи.
— Как? — вырвалось у него.
— Работник ГПУ тоже проливает кровь, да еще как! — улыбнулся Петров.
— Но он не нуждается в Боге.
— А Бог не нуждается в нем, не так ли?
— Именно так.
— Здесь мы, видно, имеем дело с другой силой.
— Это непостижимо... Кровь принадлежит лишь Богу.
— И лишь он нуждается в ней, так?
— Да.
— Нет, и тот другой нуждаются в ней.
— Кто?
— Дьявол... Ха, ха, ха! — демонически рассмеялся Петров.
Тамазу стало не по себе. Петров сидел перед ним, точно пылающий призрак. В его беспокойных глазах сверкнула злая искра. Он продолжал говорить, но уже как-то без уверенности. Говорил по-прежнему с воодушевлением, но наблюдательный человек мог заметить, воодушевление это было напускное.
Глаза Тамаза затуманились. Теперь Петров начал рассказывать жуткие истории. Он утверждал, что некоторые работники ГПУ моют руки в крови. Он рассказал Тамазу следующий эпизод. В наполненную кровью ванну какой-нибудь работник ГПУ велит лечь красивой женщине в юфтевых сапогах. Женщина эта обретает дар ясновидения и начинает пророчествовать. Зачем только это придумал Петров?
Тамаз рассеянно слушал его, он не знал, говорил ли Петров правду или за его словами таилось нечто другое.
— Поверьте мне: тот, кто проливает кровь, обретает оккультную силу,— повторил Петров уверенным тоном.
— Лишь в том случае, если кровь эта приносится в жертву Богу! — отрезал Тамаз.
— Нет, не только в этом случае... Вспомните черную магию.
Губы Петрова тронула вызывающая улыбка. Из его суетливых глаз вылетело что-то, похожее на осу и ужалило Тамаза. Ему вдруг все стало ясно, и он промолчал. Молчание его Петров не мог истолковать ни как согласие, ни как отрицание его точки зрения. Казалось, что Тамаз просто задумался над словами собеседника. На самом же деле он думал о том, чтобы гость поскорее покинул его.
Петров попытался вырвать у Тамаза еще какое-нибудь признание, но тщетно — Тамаз молчал, погруженный в себя. Вдруг Петров резко встал и ушел.
Тамаз погрузился в раздумье. Дверь медленно отворилась и голова-тыква показалась еще раз.
— Простите, пожалуйста! — начал Петров.— Чуть было не забыл, мне нужно знать, что означает грузинское слово «джуга».
Он стоял в дверях и улыбался. Тамаз смутился: что мог значить этот внезапный вопрос? Петров почувствовал смущение Тамаза и, льстиво улыбаясь, добавил:
— Вы удивлены?.. Настоящая грузинская фамилия Сталина ведь Джугашвили. «Швили», насколько мне известно, переводится как «сын» или «дочь», а что означает «джуга», не смог объяснить ни один грузин...
— Это древнегрузинское слово. Оно означает «накипь железа», другими словами. то, что другие народы называют шлаком,— ответил Тамаз, окончательно смутившись.
— Накипь железа...— сказал Петров, улыбаясь.— Было бы вернее, если бы слово «джуга» означало «сталь». А впрочем, можно ведь довериться и накипи железа, не так ли? — Петров не переставал улыбаться.
Тамаз вдруг насквозь увидел этого человека, уловил в его улыбке вызов, насмешку и даже угрозу. Ему хотелось схватить этого демона и вышвырнуть его из комнаты, но он сдержался. Петров простился еще раз и, торопливо семеня, вышел из комнаты.
Долго стоял Тамаз, не шевелясь. С какой целью задал Петров ему этот вопрос о «джуте»? Вдруг его осенило. Неужели этот искуситель докопался до тайны Тамаза? Страх охватил Тамаза. Но каким образом он это узнал, спрашивал себя с беспокойством. Как бы припоминая что-то, Тамаз решительно вышел из дому и направился к Левану.
КАК ТРОЦКИЙ ЗАКРЫЛ ЗА СОБОЙ ДВЕРЬ
Берзин шел на заседание Закавказского комитета. Он ненавидел всякие заседания. Любой вопрос можно ведь решать без них, и даже лучше и быстрее, думал он. Заседания лишь портят кровь В этом он видел великое несчастье советского строя. Он мог бы сегодня и не пойти туда, ибо на повестке дня не было ни одного вопроса, касавшегося его отдела, но он договорился о встрече с одним работником ГПУ. Заседание было назначено на четыре часа пополудни. Берзин вошел в зал с опозданием на 20 минут.