Она сделала долгую паузу, пристально смотря мне в глаза. Ее радужки были насыщенного зеленого цвета, словно налитая соками луговая трава.
- Никто не виновен в том, что родился с даром к магии, - ответил я, поднимая голову. - И к твоим сестрам я не имею отношения.
- Может, ты и прав, - бросила девушка, резко разворачиваясь. – Мила, Елена, поиграйте с ним. Только не убивайте.
Две девушки резво выпрыгнули из кабриолета, чем-то похожие на ловких лесных кошек. Блондинки плотоядно облизнулись, посмотрев друг на дружку и подскочили ко мне.
- Дурман-цветок, – произнесла первая, чуть меньше ростом и с милой родинкой над верхней губой.
- Мила, я хотела использовать свой цветок, - недовольно сказала вторая. – Лихоцвет.
Под моими ногами распустились два крупных цветка, легко разломав прочный асфальт. Один с огромными розовыми лепестками, поблескивающими от капелек влаги, он источал густой, сладкий аромат. Второй невзрачного болотно-зеленого цвета, с крупным пестиком, покрытым слоем вязкой, черной жидкости.
Я хотел послать обеих сестренок в задницу, но слова застряли в глотке, а затем упали в желудок, осев неприятной тяжестью. Мир вокруг начал набирать яркость, пока резь в глазах не заставила меня зажмуриться. По телу пробежал противный озноб, от которого все мышцы задергались, еще глубже вгоняя шипы.
- Открой глазки, дорогой, - ласково попросила Мила. – Ты должен все хорошо видеть.
- Сестрица, а можно ему выколоть глаз? – раздался веселый женский голос. – Они такого противного голубого цвета.
- Нет, постарайтесь обойтись без увечий, - ответила Прасковья.
- Шипы дикой розы, - произнесла Елена, дотрагиваясь до моего лица.
Длинный шип вошел в щеку, пробивая мягкую плоть и врезаясь в эмаль зуба. Я почувствовал, как рот начал наполняться кровью и с ненавистью уставился на девушку.
- Не смотри так на меня, сорняк, - прошептала Елена, чье лицо почти окаменело от ярости. – Иначе, я взаправду ослеплю тебя.
Острие шипа приблизилось к моему глазу, остановившись в миллиметре от роговицы. Я могу попытаться использовать заклинание, но без направляющего движений рук, оно просто уйдет в молоко. А ведь эта сумасшедшая сука реально может лишить меня зренияо.
Не желая отставать от сестры, Мила воткнула мне шип в правую руку и навалилась всем телом, пытаясь пробить мышцу. Тупые суки, как же я ненавижу вас. Колючка входила медленно, пока наконец не пробилась сквозь волокна и не выскочила с обратной стороны. Я глухо застонал, едва сдерживая рвущийся наружу крик.
- Нашим сестрам тоже было больно, пес, - прошипела Елена, всаживая шип мне в плечо. – Они просто собирали цветы, а он…он.
Девушка воткнула новый шип, попавший в бедро. Затем всадила еще один в левую голень и медленно вытащила, не забывая проворачивать острие. Больно. Кинжальная боль пронизывала каждое место, где торчал проклятый шип. Я все не выдержал и застонал, чувствуя, как изо рта стекает кровь вперемешку со слюной.
- Поехали, после двенадцати скидки на коктейли, - окликнула Прасковья увлеченных сестер. – Не хватало еще проблем из-за сорняка.
Елена с разочарованием развоплотила шип и пошла к машине, преувеличенно вихляя бедрами. Мила не удержалась и острие оцарапало мне левый бок, оставив тонкий разрез.
- Они не были виноваты, - с мукой в голосе произнесла она, уронив шип. – Они же просто дети.
Лоза и цветки ушли под землю, и я упал на твердый асфальт, лишенный поддержки стебля. Суки. Лично придушу каждую. Машина рванула с места, напоследок громко просигналив. У меня не было сил, чтобы подняться. Я приоткрыл губы, выпуская новую порцию кровавой слюны.
- А я, черт подери, в чем виноват? – задаю риторический вопрос, упираясь лбом в землю. – Тупые мрази.
- Что вы делаете за пределами академии, молодой сорняк? - раздается холодный голос. – Лучше не двигайтесь.
Я скосил глаза и увидел смутно знакомого мужчину. Белые волосы рассыпались по плечам, в блеск вымерзших, голубых глаз выражал крайнее презрение.
- Может просто закончить твои мучения, - задумчиво спросил он и неожиданно резко выбросил руку вперед.
Меня обдала волна чистой маны, заставляя перекувыркнуться в воздухе. Уголок бордюра приблизился к моей голове и все погасло, погружаясь в темноту.
Ночь в лазарете
- Виктор, что ты с ним сотворил? - раздался голос Марии, на секунду вырвавший меня из забытья. – На нем живого места нет.
Затем по телу прокатился теплая волна, дарящая отдых от острой, непрерывной боли, истязавшей тело. Меня уложили на койку и начали обмазывать прохладной, освежающей мазью. Две мягких, но уверенных ладони скользили по телу, доводя до блаженства.