— Ну, что ж, — сказал Кернус, — раз у тебя есть теперь представитель в игре, я подумал, что будет, вероятно, справедливо и мне выставить кого-нибудь вместо себя.
Я озадаченно посмотрел на него.
— Вот тот, кто будет играть вместо меня, — широким жестом указал он рукой по направлению к входу.
Все обернулись.
Послышались удивленные возгласы.
У двери стоял довольно сурового вида молодой человек, вероятно не старше восемнадцати-девятнадцати лет, с пронзительным взглядом и удивительно правильными чертами лица. На нем был костюм игрока, но это был богатый костюм: тончайший красно-желтый шелк, сумка для фигур из роскошной, отлично выделанной кожи и золотые ремни на сандалиях. К сожалению, этот молодой человек, кажущийся богом во всем блеске своей юности, был хромым, и, как только он делал шаг вперед, его правая нога волочилась по полу. Редко мне приходилось видеть лицо более красивое, более запоминающееся, а выражение презрения и какого-то раздражения делало его ещё прекраснее и свидетельствовало об уме его обладателя, остром и блестящем, как горианский клинок. Он остановился перед троном Кернуса и, хотя тот был убаром его города, просто поднял руку в общем приветствии горианцев, ладонью внутрь.
— Тал, — негромко произнес он.
— Тал, — ответил Кернус, который, казалось, затрепетал перед этим простым парнем.
— Зачем меня привели сюда? — спросил молодой человек.
Я внимательно изучал его лицо. В нем было что-то неуловимо знакомое. Я был почти уверен, что мне уже приходилось его видеть. Я чувствовал, что знаю его, хотя и не мог вспомнить откуда.
Я взглянул на Суру, и меня поразило выражение её лица. Она не могла оторвать взгляда от юноши. Она смотрела на него так, словно тоже узнала его.
— Тебя привели сюда, чтобы играть, — сказал Кернус.
— Не понимаю, — признался юноша.
— Ты будешь играть вместо меня, — пояснил Кернус.
Юноша посмотрел на него с любопытством.
— Если победишь, — продолжал Кернус, — получишь сто монет.
— Победа будет за мной, — уверенно сказал юноша.
В его голосе не было дерзости, одно лишь нетерпение. Он оглядел присутствующих и заметил Квалиуса, слепого игрока.
— Партия будет интересной, — сказал он.
— Квалиус из Ара не будет твоим соперником, — ответил Кернус.
— Вот как? — удивился юноша.
Хул, катающийся по полу по всему залу, приблизился к самым его ногам. Юноша посмотрел на него с отвращением.
— Вот твой противник, — кивнул Кернус на кувыркающегося карлика.
Бешенство исказило черты лица юноши.
— Я не буду играть, — сказал он и повернулся к выходу так резко, что полы его плаща взвились над плечами.
Тут он увидел, что путь ему преграждают два охранника.
— Убар! — воскликнул юноша.
— Тебе придется играть с Хулом-дурачком, — настойчиво произнес Кернус.
— Это оскорбительно и для меня, и для самой игры, — ответил юноша. — Я не буду играть!
Хул, сидя на корточках и раскачиваясь из стороны в сторону, начал что-то распевать себе под нос.
— Если ты не будешь играть, — мрачно произнес Кернус, — живым тебе отсюда не уйти.
Молодого человека передернуло от злости.
— Что все это значит? — спросил он.
— Я хочу дать возможность жить этому пленнику, — сказал Кернус, указывая на меня. — Если его представитель победит, он останется в живых, если нет — он умрет.
— Я ещё никогда не проигрывал, — сказал молодой человек. — Никогда.
— Я знаю, — кивнул Кернус.
Юноша посмотрел на меня и пожал плечами.
— Его жизнь в ваших руках, а не в моих, — сказал он Кернусу.
Кернус рассмеялся.
— Так ты будешь играть? — спросил он.
— Буду, — ответил юноша.
Кернус, ухмыльнувшись, откинулся на спинку кресла.
— Может, вы позволите Квалиусу играть вместо него, — предложил юноша, с неприязнью и брезгливостью наблюдая за развлекающимся уродцем.
Квалиус, очевидно узнавший юношу по голосу, сказал:
— Вам нечего бояться, убар. В мастерстве мне с ним не сравниться.
Я представил себе, кем должен был быть молодой человек, если даже Квалиус, которого я знал как блестящего игрока, не допускал возможности выиграть у этого парня.
Я опять взглянул на Суру и снова поразился, каким пристальным взглядом, с каким удивлением смотрела она на необыкновенно красивого хромого юношу, стоявшего перед нами. Я мучительно ломал голову, пытаясь понять что-нибудь, то нечто неуловимое, что витало в воздухе ещё не обнаруженное, но уже ощутимо близкое.
— Нет, — ответил Кернус. — Твоим противником будет этот слабоумный.
— Хорошо, — согласился юноша, — я приму участие в этом фарсе, но чтобы ни одно слово о моем позоре не вышло за пределы этого дома.
Кернус криво усмехнулся.
Филемон указал на доску; молодой человек подошел к ней и сел за стол на место Кернуса, с видимой неохотой повинуясь ему.
Затем он раздраженно повернул доску, выбирая себе красные фигуры. Филемон тут же перевернул доску назад, чтобы он играл желтыми и первый ход принадлежал ему.
Юноша возмущенно взглянул на него, но промолчал.
— За стол, идиот! — крикнул Кернус Хулу.
Тот, очевидно шокированный подобным предложением, немедленно вскочил на ноги и прыгнул за стол, уперев подбородок в доску и пытаясь рукой дотянуться до лежащих неподалеку остатков хлеба.
Все, кроме Ремиуса, Хо-Сорла, юноши, меня и Суры, разразились хохотом. Сура со слезами на глазах, не отрываясь, смотрела на юношу. Я мысленно попытался представить себе, каким бы мог быть её собственный сын.
— Не соблаговолишь ли ты, — обратился Кернус к юноше, — сообщить заключенному свое имя?
Красавец парень, сидя в кресле Кернуса, сверху вниз посмотрел на меня и с видимым недовольством ответил:
— Я — Скорлиус из Ара.
Я закрыл глаза и невольно задрожал от смеха: шутка была вполне в духе Кернуса. Остальные, включая самого Кернуса, тоже рассмеялись.
Моим представителем в этой партии был Хул-дурачок, в то время как за Кернуса играл блестящий мастер не просто выдающийся, а феноменально талантливый Скорлиус, чемпион не только Ара, но, без сомнения, и всех остальных городов Гора. Он четыре раза завоевывал золото на чемпионатах игроков в дни проведения Сардарской ярмарки и ни разу не вставал из-за доски побежденным. Не было ни одного города на Горе, который не признавал бы в нем великого мастера, записей его поединков ждали повсюду, и они моментально расходились по рукам и разбирались всеми любителями игры.
Даже Кернус испытывал благоговейный трепет перед этим блистательным, высокомерным молодым человеком.
Вдруг Сура вскрикнула:
— Это он!
В этот миг прозрение пришло ко мне так внезапно, что комната на мгновение словно погрузилась во тьму, и я почувствовал, что задыхаюсь.
Скорлиус с раздражением поглядел на Суру, стоящую неподалеку от него на коленях.
— Ваша рабыня сумасшедшая? — спросил он у Кернуса.
Тот бросил на неё недовольный взгляд.
— Конечно, это он — Скорлиус из Ара, — крикнул он Суре. — А теперь, безмозглая, замолчи, и не мешай игре!
Глаза женщины увлажнились слезами. Она низко опустила голову, стараясь сдержать сотрясающие её тело рыдания.
Я тоже почувствовал невольную дрожь.
Мне показалось, Кернус просчитался.
Я увидел, как Хул вперевалку подошел к Суре и, едва дотянувшись, положил свои узловатые руки ей на плечи.
Некоторые из сидящих за столами рассмеялись. Сура не отвернулась от приблизившегося к ней нелепого, страшного в своей уродливости лица. И тут, ко всеобщему изумлению, Хул, этот убогий, бесформенный карлик и полоумный дурачок, с нежностью, которой от него никто не мог ожидать, коснулся губами лба Суры. Глаза женщины были мокрыми от слез, плечи её вздрагивали, но какая-то светлая улыбка озарила её заплаканное лицо, и она низко опустила голову.
— Что происходит? — удивился Кернус.