— Войдите! — бросил Талиан, протирая слипшиеся глаза и садясь на кровати. Подушка ещё была примята в том месте, где лежала голова Зюджеса, но его самого нигде не было.
В комнату галдящей толпой ввалились слуги, а дальше… началось нечто невообразимое! Талиан всегда умывался и одевался сам, и он совершенно не привык, что его будут мыть, вытирать и одевать в четыре пары рук, словно он малый ребёнок и не в состоянии позаботиться о себе.
Только яростные протесты и попытки сделать хоть что-то самому ни к чему не привели. Слуги многократно извинялись, но не останавливались. Когда же экзекуция закончилась и ему поднесли до блеска отполированное овальное блюдо, высотой в две трети его роста, Талиан поначалу не узнал себя.
В серебряной глади отражался юноша в тунике сочного малинового цвета, с вышитым на груди императорским гербом и меандровым орнаментом по краям, из-под которой примерно на ладонь выглядывала простая белая туника. Талию обхватывал широкий кожаный ремень. На ногах сидели, как влитые, новенькие туфли с закрытой пяткой. А с плеч свисал, прихваченный золотой брошью у шеи, длинный плащ.
— Тан Тувалор велел вам спускаться во двор, — с поклоном произнёс слуга, подавая ему тонкий золотой обруч.
Талиан взял обруч из рук и вплотную придвинулся к поверхности блюда. Оттуда на него глядело бледное лицо с серьёзными глазами и плотно сжавшейся линией губ. К горлу поднялся липкий ком.
Он станет императором. Теперь уже неоспоримо.
Разве таким должно быть его лицо?
Мотнув головой из стороны в сторону, Талиан расправил плечи, выдохнул и опустил золотой обруч на растрепавшиеся кудри. А затем заставил себя широко улыбнуться. Выйдя из комнаты, он оставит за спиной целую жизнь, но другим знать об этом не обязательно.
На внутреннем дворе ждали только его. Три сотни отборных воинов длинной цепочкой, по одному — два в ряд, выезжали в распахнутые ворота. На каждом была небесно-синяя туника с вышитым серебряными нитками сергасским гербом: скрещёнными секирой и боевым знаменем на переднем плане, и восходящим над морем солнцем — на заднем. На боевом знамени традиционно изображалась конская голова в память о тех временах, когда сергасцы ещё жили в Великой степи на востоке.
Сений Брыгень в своей коричневой тунике с эдельвейсами смотрелся среди этого синего моря так же уместно, как чёрная клякса на белом листе бумаге. Но вид он держал весьма независимый и вряд ли тяготился подобным обстоятельством.
А вот танья Шарлина, заметно округлившаяся за последний месяц, выглядела неважно. На её лице застыло скорбное, плаксивое выражение, явно неподходящее для прощания с мужем. Тан Тувалор поцеловал жену в лоб, погладил по животу и отошёл в сторону, к детям. Те, умытые и в чистых туниках, выстроились в шеренгу неподалёку. Даже самые младшие не плакали, прощаясь с отцом, зато с радостью глазели по сторонам, любуясь всадниками в бронзовых панцирях и нахохлившихся шлемах с конскими хвостами, выкрашенными в насыщенный синий цвет.
Церемонную картину прощания нарушал лишь пятилетний сынишка Андмара, продолжавший бежать за отцом до самых ворот и рыдать в голос. Если бы не он, Талиан никогда не признал бы в статном всаднике того улыбчивого веснушчатого парня, с которым они вместе потерялись в лесу. Тан Тувалор тогда поднял на уши всю крепость, и через два дня их нашли — ободранных и голодных.
Талиан невольно улыбнулся воспоминаниям, но следом нахмурился. Почему Зюджеса не было среди остальных? Где же он?
Слуги, меж тем, вывели в поводу коней для него и тана Тувалора.
— Да здравствует будущий император! — воскликнул сений Брыгень и, встретившись с ним глазами, склонил голову.
— Да здравствует его императорское высочество! — повторил нестройный хор из грубых мужских голосов.
Подобное внимание было слишком непривычным. Талиан неуклюже шагнул к коню. Зачем-то стал перестилать сложенную в три раза войлочную попону. Пока наконец мысленно не собрался. Он — будущий император, а, значит, должен быть готов и к любопытным взглядам, и ко всеобщему вниманию. Он передёрнул плечами, упрямо поднял подбородок и, наступив ногой на услужливо подставленную спину конюшего, забрался на коня.
Взгляд скользнул по головам собравшихся, но Зюджеса нигде не было видно. Неужели не придёт?
— Поехали! — скомандовал тан Тувалор, и Талиан уныло развернул коня к воротам, вклиниваясь в цепочку всадников.
Глаза предательски защипало. Как он мог уехать, не попрощавшись с Зюджесом?
— Эй! Подними голову! — раздалось откуда-то сверху.
Талиан завертелся, едва не свернув себе шею. На крепостной стене, размахивая флагом с императорским гербом, стоял Зюджес. Он улыбался от уха до уха. Волосы и тунику, облепившую тело, нещадно трепал ветер.