Страшно было до одури, но Талиан крепче стискивал зубы и заставлял себя ползти. Он почти дотянулся до каната, когда в палубу, чуть не оттяпав ему пальцы, вонзился нож. С реи донеслись обрывки грубой моряцкой брани, а следом — звонкий треск надломившегося дерева. Матрос, которому поручили срезать парус, вместе с обломками реи упал вниз.
Над морской поверхностью поднялся высокий столб брызг — вот и все похороны.
По рядам матросов пронёсся вопль дикой, затравленной боли. Корабль подняло на гребне волны, горизонт озарила вспышка молнии, и только сейчас Талиан понял, отчего царит такая суматоха.
Из-за неубранного паруса корабль сносило ветром прямо на торчащие из воды скалы. Их всех ждала верная смерть. И даже совместные усилия гребцов не спасали! Лишь оттягивали это мгновение.
Адризель, ну почему? Почему здесь не было Зюджеса?!
Друг грезил морем с самого детства. Так же сильно, как Талиан — книгами. Он бы сообразил, как удержать корабль и спастись самому…
В грудь будто что-то толкнуло, а следом по телу разлилось тепло. Посреди пронизывающего холода — и вдруг тепло? Он посмотрел вниз: серебряная пластина налилась голубым и светилась даже через тунику.
Адризель, спаси и помилуй! Что вообще сейчас происходит?! Это же… это… чудо!
Талиан обвёл паническим взглядом корабль, и в мыслях вдруг стали возникать названия, которых он просто не мог знать, вместе с пониманием назначения узлов и канатов. Когда его окатила очередная волна, он не почувствовал ни удара, ни леденящего холода. Вцепился, как сумасшедший, обеими руками в нож и тянул его, раскачивая из стороны в сторону.
Над головой надсадно хлопал на ветру край паруса, корабль всё сильнее кренился на правый борт, но это больше не пугало. Вырванный из небытия голос друга хрипловато шептал:
— Ты справишься.
И Талиан возблагодарил богов за неожиданную, но столь необходимую сейчас помощь.
Наконец нож вышел из доски. Почти на четвереньках Талиан бросился при очередном крене корабля вперёд, прямо в группу столпившихся на палубе матросов, крича им:
— В сторону!
К нему обернулось с десяток разномастных лиц: заросших бородой и бритых, рябых от оспы и покрытых солнечными ожогами, со шрамами и без, — и он мог поклясться, никто не увидел будущего императора.
В их глазах он был сейчас обычным пятнадцатилетним мальчишкой, достаточно лёгким и ловким, чтобы срезать с тонкой реи парус.
Талиан зажал в зубах лезвие ножа и коснулся ладонью сдвоенной верёвки, накинутой петлёй на верхушку мачты, а концами привязанной к палубе. От напряжения она мелко дрожала. Подтянувшись на руках, он упёрся ногами в канат и снова подтянулся. Ветер полоскал его, как сохнувшее бельё на верёвке, раскачивая из стороны в сторону. Так и норовя оторвать от грубого, заиндевевшего от холода каната. Но Талиан продолжал лезть, прижимаясь к нему всем телом, и так — до самой мачты.
На высоте сердце словно взбесилось. Заколотилось с утроенной силой и сжало горло, мешая вдохнуть. Закружилась голова, и мир перед глазами поплыл. Талиан не просто так не интересовался мореходством. Он, не меньше чем Демион лошадей, боялся высоты.
И только нагревшийся, жгущий кожу треугольник помогал не думать о том, как легко Талиан может сорваться вниз, спускаясь по абсолютно гладкой и ровной мачте от места крепления натянутой верёвки к горизонтальной рее.
Хотя почему-то именно сейчас в голову лез Гайда, сломанной куклой лежащий на палубе. Почти мёртвый.
Над губой и на висках выступил пот. Талиан крепко зажмурился и, повиснув на руках, обхватил ногами мачту. В спину ударил ветер, выдув из тела остатки тепла, мокрая туника выгнулась парусом и захлопала, из носа потекли сопли. Надо было отпускать руки, но он не мог на это решиться. Терял драгоценное время — и всё равно не мог!
Пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в верёвку, просто не разжимались. Не хотели.
Талиан задышал, как собака, часто и неглубоко, заставляя себя собраться. Над головой одна за другой вспыхивали молнии. Все звуки — жалобный скрип корабельных досок, плеск волн, истеричный бой барабана, ритмичные удары весёл, хлопанье паруса, свист ветра в ушах, крики матросов — слились в единый громоподобный рёв. Талиан зажмурил глаза и заставил себя разжать пальцы.
Ладони соскользнули по гладкому дереву — и он съехал вниз, больно ткнувшись под коленками в горизонтальную рею. Уголки губ обожгло, словно огнём, и во рту появился металлический привкус.
Вынув изо рта нож, Талиан увидел на нём кровь. Внезапно эта боль отрезвила. Зацепившись за рею согнутыми в коленях ногами, он с ожесточённым отчаянием стал пилить ближайший узел, удерживающий парус. Всего таких узлов было шесть. Два ближайших он мог срезать и так, обнимая ногами мачту, другие два срезали до него, но чтобы справиться с остальными, нужно было заползти на рею. И не разжимать руки. И не смотреть вниз.