Мужчина всего мгновение казался ошеломлённым, а затем улыбнулся.
— Вижу, вы опытный моряк.
— Я? Нет. Но я знаю одного такого. — Талиан тяжело вздохнул. — И очень по нему скучаю.
— Хотите, помогу вам развеяться?
Капитан достал из складок туники губную гармошку, приложил ко рту, и для Талиана зазвучала по-моряцки удалая и весёлая мелодия. Каждая нота звенела в ней и рассыпалась серебром водных бликов. Простой мотив куплетов повторялся и повторялся. Мелодия взвивалась вверх и опадала, то протяжно тянулась, а то — будто пританцовывала, но от звуков музыки на душе и вправду становилось легче.
Талиан стиснул кулаки и запрокинул голову, всматриваясь в ночное небо. Он не мог повернуть время вспять. Никто не мог. Но пообещал себе, что, когда их пути пересекутся вновь, то уже не отпустит Зюджеса так просто.
Глава 4. Первое столкновение
Год 764 со дня основания Морнийской империи,
8 день адризелева онбира месяца Большого урожая.
— Эй! А поосторожнее нельзя?!
За выкриком последовала крепкая моряцкая ругань, вобравшая слова трёх языков и двух наречий. Талиан не силён был в гердеинском, и тем более — в шалейранском, но общий посыл смог понять и без точного перевода. Провинившемуся предлагалось биться лбом о палубу до тех пор, пока из головы на мокрые доски не вытечет всё скудоумие.
Незнакомый матрос разошёлся не на шутку, выкрикивая всё новые и новые ругательства в лицо своему юному напарнику. Парнишка стоял перед ним с плотно прижатым к груди подбородком и сутулился. Его затравленный взгляд метался по палубе, не находя пристанища.
Закончив ругаться, матрос ухватился за один из холщовых мешков, сваленных грудой, и потащил к краю. Кое-как они с напарником раскачали и перекинули его через фальшборт. Когда матросы взялись за второй мешок, Талиан заметил вывалившуюся из прорехи человеческую руку. На ней недоставало одного пальца, ладонь была стёрта до мяса, а кожа — покрыта язвами.
По телу пробежал ледяной озноб. Талиан смотрел на изувеченную руку и никак не мог оторвать взгляд до тех пор, пока труп не выбросили в море. Потери вчерашнего дня ужасали. Наутро они недосчитались каждого пятого человека на борту. И если бы этим всё закончилось...
В отдалении от «Маджайры» сгрудилась кучка потрёпанных кораблей — бывшая гордость сергасского флота. На одном корабле трепыхались на ветру лохмотья оборванного паруса, на другом снесло мачту, в борту третьего зияла пробоина, а четвёртый просел так, что палуба едва выступала над водой. Когда тот пойдёт ко дну, было лишь вопросом времени.
Торговый флот, которым перевозили лошадей и основную часть груза, разметало во время шторма по морю. За ними удержались лишь три корабля из десяти, и все были в плачевном состоянии.
Немудрено, что тан Тувалор пребывал в дурном настроении. На снаряжение одного военного корабля уходило шестьсот — восемьсот золотых, торгового — не менее двухсот. Получалось, за одну ночь наставник потерял более четырёх тысяч золотых, и это не учитывая погибших солдат и предстоящего ремонта.
Талиан почти слышал, как у тана Тувалора в голове звенят монеты, когда тот хмуро и зло рассматривал через подзорную трубу пробоины в корпусе ближайшего корабля.
— По милости Величайших мы живы, — произнёс Талиан и коснулся пальцами висевшего на груди треугольника. — Не стоит ли за одно это возблагодарить богов?
— Милостью? Будь Величайшие милостивы, не наслали бы бурю. Надо было раньше понять, что мутные делишки Анлетти утащат нас на дно, — мрачно произнёс тан Тувалор и, оторвавшись от трубы, смерил его пренебрежительным взглядом: словно водой ледяной окатил.
— Надо было, — с вызовом ответил ему Талиан, уже на середине фразы осознавая, какую делает глупость. — Но должность регента к чистым делам ведь не прилагалась?
Наставнику его тон и слова предсказуемо не понравились. И без того пребывавший в худшем расположении духа, тан Тувалор нахмурился и свёл губы в тонкую линию; по дряблым щекам побежали желваки.
Предчувствую неминуемую выволочку, Талиан невольно втянул голову в плечи и отвёл взгляд — совсем как тот юный матрос, обруганный старшим напарником, — но тут раздались радостные крики матросов и все обернулись на них.
По мосткам, перекинутым с борта на борт, с тонущего корабля, пошатываясь, точно пьяные, вереницей шли люди. Все как один — оборванные и мокрые, с осунувшимися лицами и воспалённой растрескавшейся кожей. Едва добравшись до палубы «Маджайры», они в изнеможении валились на голые доски.