Следующими из люка вылезли оставшиеся три матроса из спасательного отряда, последней была закутанная в шерстяной плащ фигура. Достаточно стройная, чтобы сойти за Демиона, но…
Между рёбер неприятно закололо.
Талиан устал надеяться.
— Сюда! Быстрее! — перебивая друг друга, закричали матросы с борта «Маджайры».
Мостки бесполезно повисли в воздухе, недотягиваясь до палубы тонущего корабля — та слишком низко опустилась в воду, — и их убрали, но оставались ещё перекинутые с борта на борт верёвки. Матросы понеслись к ним.
Впрочем, их бегство со стороны выглядело очень организовано. Первую верёвку они отцепили и обвязали ей сения Брыгня, приказав товарищам тащить того наверх. Со второй поступили так же, а по последним двум вскарабкались сами, но Талиан на это уже не смотрел. Всё его внимание поглотила тощая низкорослая фигура, замотанная в шерстяной плащ, из-под полы которого выглядывал обрывок синей туники.
«Адризель, ну пожалуйста!» — взмолился Талиан. Он стоял, бессмысленно сжимая и разжимая в ладони серебряный треугольник, и не мог оторвать от спасённого глаз. Даже падение с реи не было таким страшным по сравнению с мгновением, когда матросы отвязали верёвку и из-под капюшона показалось бледное и измождённое лицо Демиона.
Выглядел он хуже самого последнего попрошайки. Дорогая одежда превратилась в лохмотья и едва прикрывала тело. Руки были сбиты в кровь, кожа растрескалась, покраснела и покрылась мелкими язвами. Ноги отекли и распухли. На осунувшемся лице остались живыми только глаза, которые даже сейчас смотрели на него с вызовом.
— Ну прости меня, что не сдох и не передал титул твоему ненаглядному Зюджесу, — хрипло произнёс тот приблизившись.
Злые, язвительные слова бальзамом пролились на душу. Талиан сграбастал Демиона в охапку, прижал к себе до хруста в рёбрах и выдохнул в ухо:
— Ну ты и дурак! Ой дура-а-ак!
Ему хотелось орать во всё горло, танцевать и хохотать — такое накатило облегчение. Жив! Жив ведь, паршивец!
— А вы ещё сомневались, того ли я выбрал, — тан Тувалор добродушно усмехнулся и пригладил усы, обращаясь к сению Брыгню. — Теперь видите, они не разлей вода.
— Вот ещё! — выкрикнул Талиан и поспешно отстранился.
Слова наставника сначала смутили, а потом заставили устыдиться своего порыва. Как если бы одним этим объятьем Талиан предал лучшего друга.
— Не придумывайте! Мы даже не друзья, — запальчиво выкрикнул он, краснея. — И вообще! Лучше спросите сения Брыгня, что случилось с командой и кораблём. Я вижу, они многих потеряли.
Сений Брыгень церемонно опустился перед ним на одно колено и прижал сжатую в кулак правую руку к груди.
— Рад служить вашему императорскому высочеству, но… кхем… Почему бы вам не спросить об этом капитана корабля?
— Капитана?
Талиан обвёл окружающих недоуменным взглядом. Тан Тувалор был так же обескуражен, как и он сам, хотя последнее выдавала лишь чуть приподнятая левая бровь. Капитан, которого звали Меджасом, озадаченно хмурился, а Демион старательно разглядывал доски палубы.
— Я не увидел ни капитана Хмыстня, ни его первого помощника Углана. И даже лоцмана, как его, ну этот… тонфиец парень. — Капитан Меджас сморщил лоб, вспоминая. — А! Тортыги-то тож не было. О ком тогда речь?
— Подсказываю. — Сений Брыгень оставался невозмутимым, но в глазах у него плясали смешинки. — Кто покидает тонущий корабль последним?
Когда после короткого замешательства все обернулись к Демиону, мужчина добавил:
— И признаваться-то зазорно, но я, здоровый мужик, без малого — командующий третьей Зенифской армией, жизнью своей обязан безбородому юнцу.
— Раз его императорское высочество спрашивает, отвечаю, — скрипуче произнёс Демион, и в его голосе, в каждом слове и даже в наклоне головы звучала уязвлённая гордость. — Ещё в самом начале шторма кораблю сорвало мачту. Она проломила палубу и похоронила под собой треть корабельной команды, с капитаном и лоцманом в придачу. Вот же удача? Первый помощник встал у руля. Рук не хватало. Среди гребцов поднялась паника. Они бросали вёсла и расползались кто куда, как тараканы.
— Некоторые попытались сбежать на шлюпках во время шторма. Крысы, чтоб их дери! Но Высочайшие прибрали к себе их мелкие душонки. Шлюпки треснули, точно яичные скорлупки. Хрусть — и всё, нет их, — сений Брыгень резко сжал ладонь в кулак, изображая затонувшую шлюпку, и присовокупил к этому забористое ругательство.