— Не верю! — Фариан подался вперёд, пожирая его взглядом. — У вас красивое лицо, мой император. Представьте, каким оно станет в умелых руках палача. Представили? Как по мне, к изуродованному лицу прекрасно подойдёт золотой рабский ошейник.
Не выдержав, Талиан расхохотался. Раб красиво обернул ситуацию, даже использовал те же слова и интонации, что и он сам, когда говорил про красоту пальцев. Ему захотелось продолжить игру.
Отсмеявшись, Талиан ответил:
— Боюсь, это невозможно.
— Почему это?
— Я не смогу ни спеть, ни станцевать, ни сыграть на кифаре. А император Талиан VIII не разберётся, с какой стороны взяться за меч, — но продолжил он уже серьёзно: — Мы оба представляем из себя больше, чем просто лицо. Мы разные. И, может, с первого взгляда нас легко будет спутать, но ни один из тех, кто знаком со мной, никогда не примет раба Фариана за императора.
— Я знаю…
Фариан уронил голову на грудь и зашептал чуть слышно:
— Но мне всё равно страшно. Не должно быть на земле двух людей с одинаковыми лицами. Я, может, вас и выше ростом, и тоньше, и тело у меня скорее ловкое и гибкое, когда у вас — широкая грудь и крепкие руки воина. И всё-таки… когда я заглянул в ваши глаза, в то же мгновение понял — судьба у нас одна. Ведь вы мо...
Двери распахнулись. Фариан сразу же замолк и отвернулся, пряча лицо. В спальню торжественно прошествовал главный распорядитель с десятком рабов, несущих невысокий столик, подушки, посуду и подносы с едой. Они выстроились перед Талианом в шеренгу и замерли в ожидании дальнейших указаний.
— Дайте нож.
Талиан вытянул руку и, когда в ладонь легла мраморная рукоять, велел накрыть стол прямо здесь, на двоих. Он мог бы переразть путы своим кинжалом, но нож выглядел безобиднее. И был значительно тупее.
— Ваше императарская высошества желает принять пищу вместе с рабом?!
Тонфиец был так поражён его распоряжением, что схватился за сердце. И стало непонятно: играет и переигрывает? Или натура у него такая впечатлительная?
— Желаю. И надеюсь, что мой… э-э… добрый друг сохранит детали этой трапезы в секрете.
— О! О-о-о! О-о-о-о-о! — мужчина расплылся в подобострастной улыбке и горячо закивал. — Добрый друг понял вас, мой императар, и будет хранить секрет строже, щем щистату и невиннасть сваих дащерей!
Когда, накрыв стол, рабы и главный распорядитель ушли, Талиан начал перерезать верёвки у Фариана на руках.
— Ты ошибся и выронил меч? Или это было покушение?
Раб отвернул голову к окну и молчал. На его лице не отражалось ни единой эмоции.
— Я задал вопрос.
— Я услышал вас, мой император.
— Почему тогда молчишь?
Освободив рабу руки, Талиан перешёл к веревкам на ногах.
— Ответ в любом случае будет один. Ошибся я или метнул в вас меч намеренно — я скажу, что ошибся. Потому что хочу жить.
Талиан усмехнулся левым уголком губ, давя в себе эту улыбку. Раб был умён. Но был ли он с ним честен?
— Маджайра снова скажет, что я дурак, но… Я не хочу просто так отнимать чью-то жизнь. Ты можешь предать меня в любой момент, по своей воле или под чужим давлением. Я просто буду жить дальше, всё время держа это в уме. А теперь давай есть.
Талиан встал, но Фариан ухватил его за ногу, удерживая на месте.
— Вы жестоки, мой император, раз вынуждаете просить о таком… — голос раба взволнованно подрагивал. — Но пожалуйста! Убейте меня ради собственной же безопасности!
— Ты убил бы меня, Фариан? Окажись на моём месте?
— Д-да.
— Тогда радуйся, что ты — это не я.
Завтракали они молча, искоса подглядывая друг на друга. Талиан с любопытством изучал раба, замечая всё больше отличий. Если он сам ел быстро, заглатывая по целой ложке с горкой каши и держа миску у лица, то Фариан сначала жеманно возил ложкой по тарелке, зачерпывал половину и нёс ко рту, придерживая ладонь снизу, чтобы если что-то упало, то не на одежду. И это выглядело странно, ведь тот сидел почти голый.
Дальше — больше.
Чтобы съесть сыр, Фариан порезал его на кубики, по одному стал накалывать на нож и подносить к лицу, снимая губами мягко и осторожно, будто целовал нежные лепестки цветка.
Талиан держался из последних сил, чтобы не скривиться и не попросить его так больше не делать. Останавливало то, что он ничего не знал о том, как должны вести себя ялегары. Возможно, в них такое по-женски откровенное поведение вбивали розгами, как в него самого — лаконичность и простоту.
За дверью послышался шум и голоса. Кто-то разговаривал на повышенных тонах. Следом раздался короткий стук и голос главного распорядителя:
— Её императарскае высошества, Маджайра испрашевает вашева позваления на встрещу.