— Мой император, посмею вам сказать, что это не похоже на тана Анлетти.
Талиан обернулся на голос раба. Фариан сидел на другой стороне кровати и тёр заспанные глаза руками.
— О чём ты?
— Он не стал бы выдавать свою дочь замуж насильно.
— Почему? Все так делают.
Раб широко зевнул и зачесал пятернёй длинные волосы на затылок. Спросонья он был невероятно медлительным, и ответа пришлось дожидаться целую вечность.
— Покойный император часто оговаривался, называя его Летти. Вспоминал, как они запугивали друг друга, чтобы сорвать помолвку. Змей, там, в постель подкидывали, смазывали маслом подошвы туфель и что-то ещё такое было, точно не вспомню.
На него будто ведро ледяной воды вылили — Талиан замер, оцепенев и даже не дыша. В письме к тану Тувалору… Там же была приписка! «Вспомните обещание, которое вы дали одиннадцатилетней Летти…» Он совершенно точно это помнил! Но… но… Если предположить, что Летти и тан Анлетти — это один и тот же человек, то получается какая-то ерунда.
— И причём тут Эвелина?
Юноша посмотрел на него с искренним непониманием во взгляде.
— Тана Анлетти в юности самого насильно обручили и едва не выдали замуж. За человека, которого он ненавидел всей душой и пытался извести. Правда, потом они стали лучшими друзьями, но…
— И за кого?! Кто это был?
— За покойного императора.
— Это какой-то бред.
Талиан зажал ладонями уши. Всё это просто не умещалось у него в голове.
— Скажите, вы ведь не только про ялегаров ничего не знаете? Вы читали «Сказание о дочерях Зифы»? — видя его недоумение, Фариан стал перебирать названия книг одно за другим: — «Легенды Зенифы»? «Три слезы Рагелии»? «Плач ялегара»? Что, даже про «Подвиг седого Линна» не слышали?!
Ещё раз зевнув, Фариан улёгся обратно на кровать и пробурчал в подушку:
— Я вам большего не скажу. Лучше посетите библиотеку. Там спросите… про это… про благословение Рагелии, наложенное на род Тёмных танов.
Молчание затянулось надолго. Талиан всё ждал, что тот разъяснит, что это за благословение, как оно относится к тану Анлетти, почему юношу пытались выдать замуж за другого юношу, но раб подло уснул, засопев в обе дырки.
Вздохнув, Талиан вышел в соседнюю комнату, к ждущему распоряжений тонфийцу.
— Мне нужно в библиотеку. Пусть кто-нибудь проводит меня.
— Да, ваше велишества. — Главный распорядитель склонился перед ним в подобострастном поклоне. — Завтрак вам туда падавать? Снова кашу?
По губам у Талиана невольно скользнула усмешка. Интересно, если он один раз попросил кашу, то ему теперь её каждый день будут предлагать?
— Да нет, я хочу обычный завтрак, как принято во дворце.
— Будет исполнена.
В провожатые ему достался сильно помятый стражник, не выспавшийся и злой. Он нёс перед собой факел и широко зевал, закрывая рот кулаком. Да уж. С такой охраной не удивительно, что императора убили в его же кабинете.
У Талиана от злости сжимались кулаки: хотелось одёрнуть мужчину и напомнить ему, что он сейчас на службе находится — неважно, что подняли на рассвете — и на нём лежит ответственность за безопасность во дворце.
Как можно допускать подобную расхлябанность?!
В Уйгарде за такое стражнику назначили бы не меньше двадцати ударов кнута. Для первого раза. На второй — вкопали бы по шею в землю и оставили на пару дней. Что полагалось делать при очередном повторении, Талиан не знал, на его памяти такого никогда не случалось.
Но стоило ему пересечь порог дворцовой библиотеки, как злость моментально улетучилась. Казалось невозможным стоять в храме знаний — и не испытывать внутреннего трепета перед его величием.
Потолок возвышался над головой на уровне третьего-четвёртого этажа. Его расписанный красками арочный свод подпирали массивные колонны. Из огромных решётчатых просветов наверху лился солнечный свет, оставляя на мраморном полу уходящую вдаль золотистую дорожку. По обе стороны от неё в два ряда располагались столы, через один украшенные либо дорогим светлым самшитом, либо чёрным эбеном.
Многочисленные свитки и рукописи хранились в ромбовидных секциях, образованных наклонными полками, которые занимали всё место вдоль стен. Возле каждого такого отделения висела табличка с названием. Завороженный, Талиан шёл вдоль ряда столов и читал подписи: «О вычислении площадей», «Кораблестроение», «Лекарские травы», «История I-III веков», «Языки», — как вдруг почувствовал странный, совершенно неподходящий этому месту запах.
Где-то что-то жгли. Пахло горящей смолой и древесными углями.