— Ты хотел сказать — свободу?
— Нет. Гражданство. Он пообещал дать им землю и титул.
— И ты поверил?.. — Талиан помолчал немного, а потом спросил: — Неужели не знал, что нет такого закона, по которому можно дать гражданство? Хоть свободному рабу, хоть кому. Гражданство можно получить за службу в армии по выслуге лет. Но это, пожалуй, всё.
— Мужчина сказал, что изменит закон, что это в его власти. Но я понимаю… понял теперь, что держать обещание, данное рабу, никто не станет… — Фариан снова расплакался, и оттого окончание фразы вышло неразборчивым: — Мои бра… и естра… мер-вы…
— Мертвы? Я не ослышался? — не удержавшись, Талиан грустно ухмыльнулся. — То есть всё это время ты молчал, потому что надеялся на своего покровителя, а теперь, когда он решил избавиться от тебя и твоих близких, надумал переменить сторону? Что ж, умно, умно.
— Пожалуйста…
Талиан встал и вышел в приёмный покой, где сидел тонфиец.
— Узнай, живы или нет брат и сестра Фариана.
— Мертвы, как есть, мой императар. Весь гарем ап этам с утра гудит, как растревошенный улей.
— Понятно.
Талиан положил руку на рукоять меча, висевшего на поясе, вздохнул и обнажил клинок. Взять это недоразумение, размазывающее по лицу сопли, с собой на войну? Чтобы потом терпеть насмешки солдат за то, что прихватил из дворца бабу?! Нет уж, обойдётся он как-нибудь без такого «счастья».
Он вернулся в спальню и, найдя взглядом раба, двинулся к нему.
— Пощадите! — Фариан, округлив от ужаса глаза, попятился к стене. — Я опознаю по голосу того челове… А-а-а!
Раб нырнул под стол, прячась. Эх… а Талиан рассчитывал, что тот окаменеет от страха и спокойно даст снести себе голову. Выходит, зря он загодя обнажил клинок. Не пришлось бы теперь играть с Фарианом в догонялки. И столик из шалейранской соломки остался бы цел… и то плетёное кресло… и он не рассёк бы клинком надвое стёганное покрывало…
К счастью, в спальне было не так много мебели.
— Клянусь, я узнаю его при встрече! Я видел его руку!
Талиан грубо отпихнул скамейку для ног, мешавшую пройти, и вспорол брошенную в него подушку. Из неё валом посыпались пух и перья, укрывшие комнату, точно снег. В носу зачесалось, и он, не выдержав, расчихался.
Да что же это такое?!
Тем временем Фариан, забывшись от страха, потянулся к бархатной занавеске, которая укрывала портрет погибшего императора. Этого ещё не хватало! Чтобы презренный раб потревожил покой его отца в чертогах Адризеля.
— А ну р-руки прочь!
Только поздно. Тяжёлая ткань упала на пол, Талиан бросил взгляд на портрет — и резко остановился, будто наткнувшись на невидимую стену.
Он мог поклясться…
Это лицо он недавно видел!
Глава 11. Рискованный план
Год 764 со дня основания Морнийской империи,
5 день рагелиного онбира месяца Большого урожая.
Глухой удар дерева по дереву, шаг назад, замах — и снова удар. Талиан повторял заученные движения снова и снова, пытаясь выкинуть из головы все до последней мысли, но получалось плохо.
Сколько он ни пытался слиться с окружающим миром — с щебетом птиц в пышной древесной кроне, с порывами прохладного морского ветра и сладко-горькими ароматами сада, из которых отчётливей всего выделялся запах можжевельника, — только зря терял время.
Остервенелая злость нарастала, клокотала в груди, требуя выхода. И Талиан отступал на шаг, делал замах и бил тренировочным мечом по стволу дерева. Бу-ух!
Как будто это могло помочь? Если бы!..
Мёрзли в росе босые стопы. Тёрлась шероховатая рукоять тренировочного меча под ладонями, расколупывая мозоли. Раздражали капли пота, проступившие у корней волос и медленно стекающие к глазам, но ещё больше — прилипшая к спине туника. И мышцы рук и спины уже натянулись, точно корабельные канаты, а Талиан продолжал, тяжело дыша, без конца хмурить брови.
— Может, уже хватит портить дерево? Этот бук при императоре Морнгейле X посадили. Жалко же.
При звуках знакомого голоса Талиан вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял мужчина тридцати пяти лет, с зачёсанными на пробор золотистыми кудрями и коротко стриженными бородой и усами.
Ещё бы мантию, расшитую золотом и драгоценными камнями, на него надеть да императорский венец — и вышло бы один в один, как на портрете.
Только вот странно… он совсем не отбрасывал тени. И из-за этого Талиана не покидало ощущение чужеродности, какое бывало, когда они с Зюджесом в детстве вырезали фигурки из бумаги и прикладывали их к расписанным фресками стенам.
Вроде бы нэвий был частью окружающего мира, но в то же время совершенно точно ему не принадлежал.