Ничего общего с работами сергасских мастеров клинок не имел, но и такой прекрасно сгодился для его цели. Шагнув к коленопреклонённому юноше, Талиан приставил острую кромку лезвия прямо к подбородку и громко выкрикнул:
— Кериан нанёс мне ужасное оскорбление, которое можно смыть только кровью. При нашей первой встрече он назвал себя сыном моего дяди и будущим властителем Альсальда. Что было явной и намеренной ложью.
Ближайшие воины повскакивали с колен и окружили их неплотным кольцом. Все в пёстрых, украшенных мехом, зубами и клыками одеждах, но с удивительно одинаковым угрюмым выражением на лицах.
Никто не пытался подойти к нему ближе, чем на три шага. Но даже стоя в отдалении, воины производили впечатление нерушимой скалы, неподвластной ни морю, ни ветру, ни усилиям времени.
Кериан молчал. Не молил о прощении, не оправдывался, не унижал себя глупыми последними просьбами. Он спокойно и с достоинством ожидал смерти, как это и подобает мужчине. Лишь пальцы рук впились в бёдра до заметных выемок, но такую мелочь Талиан готов был ему простить.
Вокруг них собиралось всё больше народа. Хвост отряда подтянулся, и новенькие с откровенной неприязнью рассматривали Талиана из задних рядов. Их молчаливое осуждение вселяло в него надежду, что задуманный им план исполнится.
— Вижу, вы сочувствуете этому завравшемуся мальчишке, — произнёс Талиан, когда насчитал по головам больше пятидесяти человек. — Но мои уши осквернены ложью. Просто так я не отступлюсь. Я точно пущу сегодня кому-нибудь кровь. Но если среди вас найдётся тот, кто желает занять место Кериана, пусть поднимет руку.
Талиан и глазом не успел моргнуть, как перед ним вырос лес из рук. Он пытался найти взглядом хотя бы одного воина, кто не тянул бы кулака к небу, но таких не было.
— Почему? Что он такого для вас сделал, что каждый готов принять вместо него смерть?
Воины молчаливо расступились, и вперёд вышел мужчина лет сорока, со следами чьих-то когтей на лице и повязкой на глазу.
— Когда пять лет назад в шахте случился обвал, не нашлось никого, кто пошёл бы туда снова. Люди боялись повторения обвала, а у меня там остались оба сына и младший брат. Прекрасно помню своё бессилие, злость, отчаянье и горе. Я мог хоть в лепёшку разбиться — никто бы и голову не повернул. Но тан Кериан… Мой господин отправился внутрь. Один. Потому что знал — танского сына будут искать. Ради танского сына людей вытряхнут из домов и заставят спуститься в гору. Так и случилось. Но когда его нашли, тан Кериан раскопал камни настолько, что к заваленным людям можно было просунуть руку, и их вытащили.
Следующим заговорил парень из переднего ряда, совсем молодой. У него на шее висел всего один клык, который он сжимал в кулаке, пока говорил, будто мог этим придать своим словам весомости:
— Амь редко выходит из берегов. Но два года назад весна выдалась тёплой, натаяло много снега, и старая плотина не выдержала. Если бы не тан Кериан и его люди… Мой дом и всю семью смыло бы водой.
Воины продолжили высказываться — и Талиан услышал ещё с десяток историй о том, как Кериан рассудил спорящих и помирил между собой две деревни, как помог вырвать девушку из цепких лап богача, как добился равного распределения добычи, как дал отпор разбойникам, как в голодный год предпринял отчаянную вылазку в море и загарпунил кита.
Чем больше Талиан слушал, тем крепче убеждался, что в сравнении с ним, запертым в Уйгарде, у Кериана жизнь была насыщенной и интересной. Он поднял руку, останавливая поток словоизлияний, и убрал клинок в ножны.
— Если ты хотел стать полноправным правителем Альсальда, то не к тому обратился, — произнёс Талиан, глядя Кериану в глаза. — Род Амьенов прервался ещё в семьсот сорок третьем году, и мой дед, Шакрисар V, не придумал ничего лучше, как отправить туда в качестве наместника своего младшего сына. Но не наместники должны править Альсальдом.
— Мой император, я правильно вас понимаю?.. — Кериан поднялся с колен и смотрел на него теперь сверху вниз. — Вы сделаете меня таном Альса… льда?
Порыв ветра унёс окончание фразы или это голос у Кериана дрогнул?
Чем дольше Талиан всматривался в это открытое лицо, в собранные у переносицы белобрысые брови и льдисто-серые глаза, тем напряжённей и глубже становилась вокруг тишина. Даже птицы — и те поумолкли.
— Да. Сделаю, — наконец произнёс он. — Но у меня будут два условия.
— Какие?
Талиан обвёл взглядом столпившихся вокруг мужчин. Кое-кто из них уже начал радостно улыбаться.