ом деле не исключено, что случится то, чего так боится моя спутница жизни: загнанный в угол преступник может захватить заложников. Но наверняка никому ничего не известно. Он же, Генрих, между тем думает, что преступника в ближайшей округе нет. В этот момент моя подруга, не отводившая глаз от окна, сказала, что не верит своим глазам. Мы подошли к окну. Моя подруга вдруг стала пересказывать нам, что там, за окном, происходит: вот фермер с фермершей вышли из дома, он несет в обеих руках огромное ружье. Рэмбо идет! — воскликнул Генрих. — Замечательно, у нас будут гости, а заодно и боевое подкрепление. Соню это должно обрадовать. На это моя подруга заявила, что ни в коем случае не останется в одном помещении с этим ненормальным. Сосед готов палить во все стороны, и уж шнапсом-то его точно угощать нельзя. Генрих явно не принял ее опасения всерьез. Подойдя к двери, он распахнул ее перед соседями. Фермер и в этот раз не потрудился снять свою привычную уличную обувь. В шапке, куртке, брюках, сапогах и с ружьем на плече он промаршировал в комнату. Мы еще раз поздоровались. Он сел. При этом он издал характерный при метеоризме звук. Фермерша преподнесла Еве круглую, диаметром сантиметров в 25 жестяную коробку печенья, чтобы нам было чем полакомиться. Ева сказала: Ну что вы, это лишнее. Но все равно спасибо. Не хочет ли фермерша сесть? Сейчас будет подан кофе. Генрих поставил перед четой фермеров рюмки и бутылку, наполненную чем-то бесцветным. Он проигнорировал протестующие жесты моей подруги и предложил соседу выпить. Тот был не склонен зря терять время, сказал что-то про «огненную водичку», хотя и без всякой улыбки. Вот здорово… — сказала вполголоса моя подруга, не смущаясь тем, что ее услышат все присутствующие. Генрих пустился пересказывать соседям, что он смог разузнать по телефону. Фермерша, а телефонные разговоры с соседями, видимо, вела и она, рассказала примерно то же самое, добавив только, что, по слухам, у кого-то неподалеку в доме был проведен обыск. Генрих включил радио. И снова сел на место. Фермер впервые взял слово. Он сказал Генриху выключить радио. Иначе не слышно, что происходит возле дома. Генрих послушно выключил. Все равно отбой тревоги по радио не передадут. Ева налила всем по второй чашке кофе. Она поставила на стол тарелку с фермерским печеньем. При этом она рассыпалась в похвалах его превосходному вкусу. Спросила, сама ли фермерша его испекла. Фермерша ответила утвердительно. Они с Евой принялись обсуждать, как лучше готовить всякие сладости. Фермер, который даже сидя за столом не выпускал ружья из рук, выпил вторую рюмку шнапса. Затем он вытер рот рукавом куртки и явил свой грубый нрав: приказал своей жене убавить звук, бесцеремонно сказал Генриху, чтобы тот открыл окно — чем черт не шутит, ему надо слышать, что происходит вокруг, чтобы быть готовым ко всему. Моя подруга застонала и поднялась с места. Генрих открыл окно. Он не скрывал улыбки. Грубые манеры фермера его явно никак не задевали. Еве удалось вовлечь мою подругу в разговор о различных тонкостях готовки, отчего лицо ее через несколько минут просветлело и на нем даже появилась слабая улыбка. Генрих сказал, что ему надо кое-что принести. Он вышел из кухни. Закрывая за собой дверь, он украдкой махнул мне рукой, показывая, чтобы я шел за ним. Я двинулся в его сторону. Но не успел я дойти до двери, как моя подруга крикнула мне, чего это я там надумал. И куда ухожу. Я ответил, что мне надо в туалет, если она не против. Мое замечание вызвало у всех, даже у фермера, так и сидевшего в шапчонке на голове, веселую реакцию: от улыбки до хохота. В коридоре меня поджидал Генрих. Он шепнул мне, что он весь в напряжении, а это сборище кумушек за чашкой кофе действует ему на нервы. Он хочет выйти на улицу, посмотреть, не показалась ли полиция и где она вообще. Не хочу ли я пойти с ним? Я ответил утвердительно, но заметил, что наша экспедиция явно не обрадует мою подругу. Она не раз просила, чтобы мы держались вместе. Помимо того, ей явно не по себе находиться в компании с вооруженным и наливающимся шнапсом соседом. В наше отсутствие фермер будет тяготить ее еще больше. Генрих признал, что это так. Он оперся подбородком на кулак. Через какое-то время он сказал, что, кажется, нашел выход. Мы скажем, что хотим поговорить с полицейскими, чтобы добиться от них какой-то ясности. Моя подруга не сможет этого не понять. Не самый лучший план, — сказал я, — но можно попробовать. Я вслед за Генрихом вернулся в гостиную. Он включил телевизор, быстро просмотрел новости в телетексте и стал переключать каналы. На одном канале мы увидели ведущиеся с вертолета съемки местности, где мы сами сейчас и находились. Вот это да! — воскликнул Генрих. Внизу экрана была подпись, что это прямая трансляция из Западной Штирии. Генрих сказал, что нам пора уже пойти поговорить с полицейскими. Остальное, если надо будет, мы сможем посмотреть потом по телевизору. Моей подруге об этой передаче лучше ничего не рассказывать. Она может занервничать. Я с ним согласился. Мы вернулись на кухню. В дверях мы едва не столкнулись с фермером. С ружьем через плечо он хотел пройти мимо нас. Куда направляемся? — спросил Генрих. Фермер ответил, что он собирается занять позицию во дворе и караулить убийцу. Генрих посторонился и дал ему пройти. Когда дверь захлопнулась, он в шутку спросил фермершу, сколько алкоголя ее муж может принять на грудь, не теряя контроль над пальцем на курке. Не улыбнувшись, фермерша объявила, что ее муж может употребить много, а сейчас он, считай, почти не пил, так что беспокоиться нечего. Во всяком случае, нам. Убийце же — другое дело. Фермер стоял перед домом, отчаянно махал руками и что-то нам кричал, но мы не могли разобрать, что именно, потому что моя подруга после ухода фермера опять закрыла окно. Генрих выбежал во двор. Когда он вернулся, мы уже знали, что он скажет, потому что сами уже это услышали: в воздухе грохотал вертолет. Генрих сказал, что хочет пойти со мной поискать полицейских. Как и следовало ожидать, моя подруга тут же наложила свое вето. Что значит — «поискать полицейских»? Все просто, она ведь не хочет сидеть здесь еще несколько часов, дрожа от страха, не зная, что происходит на самом деле. Моя подруга ответила, что, конечно, не хочет. Но еще меньше она хочет сидеть тут одна. Она сидит не одна, — сказал Генрих. И Ева, и соседка тоже здесь. Что же касается защиты, то фермер, стоящий с ружьем перед домом и готовый на все, — это не мало. Было заметно, что как раз слова про фермера вызывали у моей подруги двойственную реакцию, но в присутствии жены фермера, охраняющего подход к дому, она из вежливости не стала выражать свои сомнения на его счет. Так что Генрих спокойно обулся. Он сделал мне знак, чтобы я последовал его примеру, пока не поступило новых протестов. Мы помахали рукой оставшимся на кухне и вышли из дома. У входа мы растолковали фермеру наш замысел. Еще раз попросили его, чтобы, если он соберется стрелять, дважды проверил, в кого он целится, потому что это можем оказаться и мы. Фермер заявил, что он старый охотник, который никогда не промахивается, и прежде чем поразить цель, он тщательно ее выбирает и вполне способен отличить горного козла от оленя и оленя от человека и т. п. Мы отдали ему честь и пошли со двора. Я шел, держась за Генрихом. В полуботинках, не слишком подходящих для нынешней погоды, мы шагали по сырой после недавнего дождя, чавкающей почве, через поле, напрямик к нашей импровизированной бадминтонной площадке. Генрих сказал, что там, по его предположению, может располагаться ближайший пост полицейского подразделения. Было свежо. Мы оба почувствовали, что слишком легко оделись. Холодную одежду мы постарались компенсировать быстрой ходьбой. Пока мы прокладывали путь сквозь густой кустарник и высокую траву на вершину холма, Генрих сказал, что его так и подмывает устроить после нашего возвращения розыгрыш. У него есть видеокамера. Он появится с видеокамерой в окне кухни и, скрываясь, начнет снимать тех, кто там находится. Но пока что он еще колеблется, стоит ли осуществлять эту идею. Во-первых, есть вероятность, что такие неуравновешенные натуры, как, к примеру, моя подруга, всерьез испугаются. При всей своей склонности к розыгрышам, он не хотел бы стать причиной чьего-нибудь сердечного приступа. Во-вторых, не исключено, что фермер потеряет голову и, не долго думая, пустит в ход свое ружье. Оба этих варианта нужно каким-то образом исключить, а это, пожалуй, вряд ли возможно. Я согласился с ним. Взобравшись на холм, мы осмотрелись вокруг. Не было видно ни души. Где-то резко закричал фазан и шумно перелетел в кукурузное поле. Генрих указал на край леса метрах в восьмистах от того места, где мы находились. Это Лехнеров лес. Насколько мне известно, там, в лесу, они и торчат, — сказал он. Мы посовещались, что делать дальше. В конце концов, нельзя было исключать, что мы можем показаться подозрительными находящимся там полицейским и тем самым навлечем на себя неприятности. Генрих показал на место неподалеку, где начинался ряд деревьев с густыми кронами, в непосредственной близости от леса. Если мы доберемся до этих деревьев, то тогда, возможно, незамеченными подойдем к лесу, а значит, и к засевшим там полицейским. Я спросил, нужны ли все эти меры предосторожности. Мы же вроде бы намеревались поговорить с полицейскими. Об этом он теперь вообще не думает, сказал Г