— Будем по ходу дела меняться, — сказал мой напарник.
— Ладно. Только из города выезжай ты, а то я с твоим аппаратом пока не знаком.
Я не торопился закатывать рукава: мне ни разу в жизни не доводилось править этаким крейсером. Не говоря уже о том, что мои грузовые права еще лежали девственно чистыми в хранилище бланков какой-нибудь префектуры…
Детина рулил и что-то напевал себе под нос. Вдруг он замолчал, взглянул на меня как-то уж очень быстро и пробурчал:
— Слушай, я тебя точно где-то видел!
Я-то знал, где он меня видел: в газетке, где моя физиономия простиралась на две полосы, да так четко, что впору было зубами скрипеть… Видна была даже родинка на челюсти.
— С нашей работенкой это неудивительно, — ответил я. — Мне вот тоже сдается, что я тебя уже встречал.
Он спросил:
— Тебе не случалось останавливаться в Вермантоне и заходить в кафешку под горой?
— Бывало…
— Ну, значит, там…
Час шел за часом; мы все ехали и ехали. Пригревало солнышко, дорога мягко стлалась нам под колеса… Мне было классно. Вот уже много месяцев, а то и лет, я мечтал о настоящем большом путешествии…
Мы пересекли лес Фонтенбло, потом спикировали на Санс. Где-то на колокольне часы пробили четыре.
Я быстро подсчитал, что мне пора садиться за руль, чтобы не захапать ночную смену.
— Слушай, перелазь, погляжу-ка я, что у тебя тут куда…
Он не заставил себя упрашивать.
Перед этим я долго наблюдал за его действиями, чтоб не показаться полной дубиной. И даже удивился, до чего легко оказалось управлять таким монстром. Поначалу мне ощутимо отдавало в руки и тянуло плечи, но в остальном все шло хорошо.
Моего здоровилу звали Пьеро. Он ляпнул мне свое имя, прежде чем поудобнее устроиться в кресле и дать храпака.
В эту пору дорога была в целом свободна. Турист еще не попер полным ходом — довольствовался пока что Парижем и музеем «Гревен». Я проехал Санс, потом Жуани…
Смеркалось. В Эпино-ле-Вов между тополями крепко вклеилась темнота.
Я потолкал Пьеро, чей храп заглушал шум мотора.
— Теперь давай ты, у меня уже плавники болят.
— Однако же, блин!.. — сказал он, глядя на меня.
— Что, парень?
— Ей-Богу, я тебя сегодня утром где-то видел!
— Вот же заладил…
Меня опять начало подергивать: бугай упорно хотел меня вспомнить. И я, осторожный и сговорчивый, опять признал, что так оно могло и быть, ведь я, мол, все утро проторчал в том районе…
Он повел грузовик дальше, пожевывая вынутый из-за уха окурок и напевая что-то из допотопного Азнавурчика. Пока он пел, мне нечего было опасаться…
Однако что-то подсказывало мне: держи ухо востро. Я чувствовал его озабоченность. Не иначе, он слишком долго таращился на мою фотографию в газетке, и она вертелась в его дырявой памяти, как дохлая псина в речном водовороте.
По моим подсчетам, рассвет должен был застать нас в районе Валенцы. Там я решил сказать, что мне надо позвонить начальству, а потом — что оно велит поймать на трассе какую-нибудь машину, принадлежащую фирме Мартена… И когда мой напарник поймет, что подвозил беглого заключенного, и пойдет заявлять, полицейским останется только гадать, куда я направился дальше. О юге они точно не подумают. Головешки у них с кулачок, даром что лапы здоровые… Они рассудят, что Валенца — это почти Гренобль, а Гренобль — можно сказать, ворота в Италию… А я, не будь дураком, доберусь мелкими скачками до Сен-Тропеза. Сначала на автобусах: Валенца — Монтелимар, Монтелимар — Авиньон… В Авиньоне сяду на поезд до Сен-Рафаэля. Маршрут что надо: минимум риска, почти верняк…
Снова потянулись часы за часами. Около десяти показался Аваллон, и мы остановились у дорожного кафе.
Там негде было задницу приткнуть. Но мы все же нашли два места на углу стола, и вислогубая девчонка принесла нам два пережаренных бифштекса с недожаренной картошкой.
Лопали быстро. Темп задавал я — из опаски, что пучеглазый Пьеро нашарит брошенную кем-нибудь газетку и раззявится на мой портрет.
Я расплатился за двоих. Он был против, но я настоял.
— Тяпнем по маленькой? — предложил он.
— Нет, на ночь не буду. Ну что, давай я порулю?
— Давай, я бы еще поспал.
Он поведал мне про свою кишечную напасть: он был уже немолод, и пищеварение действовало на него усыпляюще. Ему приходилось жрать стимуляторы, чтоб не мерещилась теплая белая постелька: такие грезы всегда заканчиваются у первого столба.
Я полез за руль. Мне спать ничуть не хотелось. Напротив, я чувствовал себя просто отлично.
— Ты не возражаешь, если я влезу на полку? — спросил он. — Как устанешь, толкни…