Выбрать главу

Хозяйка, старая тетя в золотистых локонах, явно искусственного происхождения, села прямо на пол, по-турецки, выставив голые колени из-под халата, покрытого разноцветными бабочками. Мне предложила занять кресло.

- Не знаю, не знаю, - сказала она, не глядя на меня, - зачем я понадобилась вам... Или это тонкая материя распорядилась... Я предпочитаю друзей по духу. Я устала от быта. Я перешла на сыроедение. Это укрепляет сердце и волю. Я сейчас узнаю, какие силы вас послали ко мне - добрые или злые. Сейчас, сейчас...

Легкий морозец страха пробежал по моей коже.

- Сейчас, сейчас, - Наталья Ильинична пошарила руками у стены, под подушкой, вытащила оттуда бутылку водки и две рюмки. Я не была уверена, что рюмки эти были чистые. Но отступать... Но диктовать свои правила игры?

По велению хозяйки мы выпили за "очищение атмосферы от подлецов и стервецов". Я исхитрилась и большую часть водки пролила себе за пазуху. Забавное, знаете ли, ощущение, когда холодная жидкость стекает по голому теплому телу невесть куда...

- Я хочу спросить вас, - подступилась, было, к решающим действиям, но хозяйка попросила меня замолчать:

- Тихо! - крикнула. И кому-то: - Иди сюда, Магия Добра! Иди сюда, экстрасенша!

В комнате появилась полная женщина с двойным подбородком в кружевной кофте, мыском на оттопыренном животе. Невооруженным глазом видно прохиндейка.

- Сядь! - приказала Наталья Ильинична. - Расскажи гостье, что умеешь.

Тетка плюхнулась в кресло, благонравно, крестом, сложила руки на груди и умильно завела:

- Нынешние люди привыкли к чудесам и часто уже не верят им. Но чудеса есть, они появляются по вашей воле, если вы чисты сердцем и не хотите никому зла. Мне довелось несколько лет поработать в знаменитом центре нетрадиционной медицины. Я познала там тайны тайн. Я работаю с женщинами, представительницами прекрасного пола, у которых редко бывает здоровье в норме. А здоровье - это и счастливая семейная жизнь. Я обладаю способностью дарить женщинам оздоровление всего организма. Со слезами счастья уходила от меня Ольга из Красноярска, потому что я сделала так, что она родила. Хотя до этого целых десять лет не могла родить. Со слезами счастья ушла от меня...

- Заткнись! - приказала хозяйка. И мне: - Она думает, что я попадусь! Что я ей поверю! Но у меня ещё есть мозги, есть! А ну собирайся и выметывайся!

Экстрасенша ничуть не оскорбилась и не удивилась. Она встала с кресла, потопталась на коротких опухших ногах, приговаривая:

- Лучше б спасибо мне сказала, Наташенька. Я тебе морковку на терочке потерла. Я тебе чаек приготовила... Я тебе на картах счастье нагадала.

- В кухню! - распорядилась хозяйка. - Меня тошнит от таких вот морд! Я в свое время с арабским шейхом на белых конях скакала! Я с американским миллионером в его личном самолете...

Она снова налила себе, но мне, слава Богу, не предложила.

- Когда это было... с шейхом... миллионером? - осторожно подала я голос.

- Когда? А когда этому сукиному сыну Михайлову подстилкой служила! Целых девять лет служила! Пока он не нашел эту задастую бабу Ирину! Эту мерзавку отпетую!

Женщина разъярилась и швырнула бутылку в угол.

Я пошла напролом:

- Но вот Ирина Георгиевна говорит, что вы на неё наехали. На машине. Вчера вечером.

Женщина встала на колени, подняла руки к потолку и яростно произнесла:

- Ненавижу! Машиной и чтоб костей не собрала! Мерзавка! Сволочь! Потаскуха!

- За что вы её так?

- За то, что украла у меня Володьку подлого! Котяру этого старого, безмозглого.

- Как же безмозглого? - я изобразила крайнюю степень изумления. все-таки знаменитый поэт, писатель...

- Дерьмо это, а не поэт, не писатель! - резанула Наталья Ильинична, сверкая темными зрачками и размазывая рукой и без того размазанную помаду на губах. - Старый развратник! Старый пердун! Старый осел! Я при нем ему столько раз изменяла! А он и не знал. Он из меня сделал пьяницу! Он! Разрешал, позволял, наливал... Нинка знает, что я прежде не пила... Нинка вовремя ускользнула, а я влипла! Но Нинка - дура! У неё за всю жизнь не было ни одного норкового манто! Ни одной натуральной шубы!

- О какой вы Нинке? - очень-очень застенчиво спросила я.

- Да о Никандровой! Поэтессе! Которая недавно умерла! Я в больнице лежала долго, вышла, звоню ей, а мне говорят - умерла...

- Я стихи её читала...

- Ну и что? - вызверилась на меня пьяная женщина. - Чего она добилась со своими стихами? Легла бы под Михайлова - добилась бы. А она, видишь ли, гордая больно! Хотела всю жизнь по-честному прожить. Ну прожила. В вечных нехватках. Эх, девочка, - Наталья Ильинична вдруг расплакалась, схватила меня за руку. - Эх, девочка! Какие мы с Нинкой были прежде! Когда только приехали в эту Москву из Моршанска, с Тамбовщины... Я же тоже стишки пописывала... И она... Мы же мечтали пользу принести обществу, о славе думали... А кончили чем? Да ничем путным. Дурочка, дурочка Нинка... Увидела раз, как стоят машины со скотом возле Микояновского комбината, разревелась как ненормальная... И отказалась есть даже сосиски. Смешная она была, Нинка! Вся в причудах! От собак бездомных отводила глаза, словно сама была виновата в их судьбе.

Женщина вытерла локонами глаза и умолкла.

- А отчего она умерла, ваша подруга? - подала я голос.

- Что теперь о ней говорить! - вздохнула моя собеседница. - Нет её больше. Неинтересно прожила. Я ей хотела однажды сделать так, чтоб по-другому у неё пошло, но не сумела она себя переломить. Молчу. Лишнее сказанула. Лучше о себе. Я - умная. Я сразу сообразила - без постели в верха не пробиться. В институт провалилась, а в Москве остаться надо, охота. Что делать? Через милицию оформилась на стройку. Переспала с милицией - и нужные штампы в кулачке. И иначе как? Чего из себя королеву строить? Баба, девушка - это же всегда товар! Меня со стройки забрал себе в постель один начальник, комнату в коммуналке подарил, в теплое место пристроил... А тут и Михайлов накатил... Втюрился в меня по уши! Я же молоденькая была, сахарная во всех местах, какие ни возьми. И пошла жизнь как жизнь! Красивая! И золотишко, и меха, и шелка, и туфли на высоком каблуке... Детей не было. Но это не горе. Без детей проще. Стихи писать бросила. Зачем? И без того в Париже раз в год точно бывала. Михайлов? Сволочь и сволочь! Запихал меня в неврологическое отделение, а сам выскочил за Ирку! Да, я пью. Но мне надо пить! Если не пить - задумаешься...

- Вы ходили на могилу к Нине?

- Зачем? Этого ещё не хватало! Ненавижу гробы, Шопена похоронного, кладбища! Не хочу помнить своих людей в гробах! Хочу молодыми! Нинка передо мной стоит молоденькая, глупенькая, в белом платьишке из ситца, с горохами, а в руке - чемоданчик... Пусть такой и стоит! А скрытная, однако! Так и не призналась мне, от кого сына родила, каким молодцом обольстилась! Я-то всегда ей все, как на духу... Сделала восемь абортов - так и сказала... А она - кое-что, кое-когда... Характер! Она бы эту дуру-экстрасеншу ни дня не держала б дома, а я уже вторую неделю держу! Одиночество, девочка, штука хреновая...

- А вы знаете, что на кресте, на могиле Михайлова, кто-то прилепил листок с фамилиями трех писателей. И среди них - вашей Нины Никандровой.

- Да что ты! - восхитилась Наталья Ильинична, содрала с головы золотоволосый паричок, прижала к губам и расхохоталась. Сквозь смех спросила: - Все женские имена?