Выбрать главу

Снова и снова проносился в его голове калейдоскоп вопиющих и унизительных сцен.

Вызов в ратушу на разговор с бургомистром:

- Господин Фальк! Городской Совет благодарит Вас за многолетнюю работу на благо нашего города. Я уполномочен сообщить, что мы больше не нуждаемся в Ваших услугах. Решением Совета Вы освобождены от должности главного архитектора. Вы свободны!..

Поток оскорбления от этого мерзавца Кристера Олофссона:

- Вздорный старик, твоё время ушло навсегда! В нашем городе не место унылой серости и бездарности. Я покажу всем, что такое работа настоящего художника! А про тебя никто и не вспомнит! Ты просто уйдёшь в небытиё, будто тебя и не было...

Когда-то в юности Фальк был наивным романтиком, но болезненно пережив человеческое предательство, разочаровался в людях и стал заядлым скептиком. Обладая суровым, независимым характером, он был сдержан и корректен. Лишь в общении с детворой его угрюмое, грубое, словно высеченное из камня лицо мгновенно расплывалось в доброй и открытой улыбке.

- Дети еще не научились лгать, а большинству стариков это умение уже без надобности. Вот только они и могут быть по-настоящему искренними в своих проявлениях, - считал 62-летний Роланд.

......

Это была ненависть с первого взгляда. Олофссон и Саличетти встретились на благотворительном концерте, где присутствовал весь цвет культурной и политической элиты. Саличетти сопровождал Еву и болезненно наблюдал её нескрываемый интерес, переходящий в поклонение перед талантливым скульптором.

Ева уже два года была девушкой Энцо Саличетти. Он обожал её со всей страстью своего корсиканского темперамента. Увидев Еву поющей на музыкальном фестивале, он поклялся себе, что завоюет её любой ценой. Саличетти обладал незаурядной внешностью. Вьющиеся иссиня-чёрные волосы гармонично сочетались с пронзительными тёмными глазами. У Энцо был крупный нос с горбинкой, выдающийся подбородок и буйная растительность на лице. Он производил впечатление своей незаурядной внешностью. Его лицо нельзя было назвать красивым, но весь его облик возвращал к памяти картины из жизни пиратов, идущих на приступ морского форта, где упрятаны несметные сокровища.

Он сумел понравиться Еве своим сладкоречием, обволакивающей манерой ухаживания и удивительной щедростью. Они стали регулярно встречаться. Отец Евы, известный консервативный политик Карл Густафссон, в штыки воспринял спутника дочери. Называл его опереточным героем с дешевым шармом сутенёра. Но когда Ева переехала жить к Энцо, отец вынужден был признать своё поражение и пошёл на уступки. Отношения нормализовались, но их нельзя было назвать сколько-нибудь устойчивыми. Карл желал для дочери иного союза и не терял надежды, что её блажь со временем пройдёт и она бросит этого корсиканского торгаша.

И вот на празднике весны Ева познакомилась с Кристером Олофссоном.  К своим 23-м годам девушка уже привыкла к тому, что пользуется огромной властью над мужчинами, которые однажды увидев, часто были не в силах оторвать от неё глаз и сохранить ровное дыхание. Яркая блондинка с выразительными голубыми глазами, тонким, чуть вздёрнутым носиком и красиво очерченным чувственным ртом. Кристер стал первым за долгое время, кто совершенно не поддавался чарам Евы. Он был холоден, учтив и до боли равнодушен.

Высокий, светловолосый, с серо-голубыми глазами, длинными шелковистыми волосами, орлиным носом и презрительной складкой хищного рта. Он был красив, но ещё более неприступен. Казалось, он практически не замечает окружающих и находится в плену своих художественных замыслов. Подружка Евы Сабрина много рассказывала ей про Олофссона и его выдающийся талант скульптора. Ева попыталась обратить на себя внимание Кристера короткими томными взглядами, изящными поворотами своей гибкой и безупречной фигуры в роскошном длинном платье с высоким до бедра вырезом. Ничего не помогало.

Энцо тоже подлил масла в огонь, выдав несколько грубо-презрительных реплик в адрес Кристера. Он интуитивно почувствовал интерес Евы и попытался в корне пресечь его, но, как водится, добился только обратно противоположного. Олофссон был настолько уверен в себе, что это граничило с нарциссизмом.