Руки, например. Красивые пальцы. Не пальцы политика или бизнесмена, а настоящие пальцы хирурга, длинные, гибкие, немного волосатые, с безукоризненными ногтями. Или голос. Спокойный и серьезный. Наоми он очень понравился. И в самом его присутствии было тоже что-то успокаивающее. Наоми вдруг вспомнила — за последние несколько недель она часто об этом вспоминала — заголовок на обложке журнала Time, рядом с фотографией Лео Детторе: «ФРАНКЕНШТЕЙН XXI ВЕКА?»
— Знаете, доктор Клаэссон, — сказал Детторе, — меня очень впечатлили ваши исследования. Может быть, у нас с вами найдется время позже, чтобы поговорить о них? Я читал ваш доклад в Nature пару месяцев назад… в февральском номере, кажется?
— Да, именно так.
— Гены виртуальной мыши. Потрясающий эксперимент.
— Да, это был большой эксперимент. Занял у нас почти четыре года.
Джон смоделировал, как будет эволюционировать обыкновенная мышь в течение миллиона лет, учитывая различные изменения окружающей среды, экологической обстановки и случайные мутации.
— И вы пришли к заключению, что, если человек будет продолжать господствовать на планете, умственное развитие мыши станет прогрессировать. Мне нравится. По-моему, оригинальная мысль.
Джону очень польстило, что ученый уровня Детторе не только читал его работу, но даже и похвалил ее.
— Такой вывод сделал компьютер, — скромно заметил он.
— А модель эволюции человека вы пока не построили?
— Слишком много генов. Мало того что составить такую программу неимоверно сложно, но вдобавок в нашем университете нет настолько мощных компьютеров. Я…
— Я думаю, мы могли бы обсудить этот вопрос, — прервал его Детторе. — Возможно, я сделал бы пожертвование в пользу университета, если это поспособствует процессу.
— Буду рад. — Представив себе, как деньги Детторе помогли бы исследованиям, Джон не на шутку разволновался, но сейчас главным было не это. Здесь, на корабле, важнее всего была Наоми, а не его работа.
— Отлично. За эти несколько недель у нас будет достаточно времени. — Детторе помолчал. Потом взглянул по очереди на Джона и на Наоми. — Я вам очень сочувствую. Из-за того, что случилось с вашим сыном.
Наоми пожала плечами. Сердце ее сжалось от боли, как и всякий раз, когда приходилось говорить о Галлее.
— Спасибо, — с усилием выговорила она.
— Это невероятно тяжело. — Детторе пристально посмотрел на нее. — Люди, которые не проходили через смерть собственного ребенка, просто не могут себе представить, что это такое.
Наоми кивнула.
Лицо Детторе вдруг изменилось, стало печальным. Он посмотрел на Джона, как бы включая его в разговор.
— Моя бывшая жена и я — мы потеряли двоих. Одному был год — наследственная болезнь. Другой умер в шесть лет от менингита.
— Я… я не знала. Мои соболезнования. — Наоми повернулась к Джону: — Ты мне не говорил.
— Я тоже не знал, — пояснил он. — Мне очень жаль.
— Ничего страшного — я стараюсь не распространяться об этом. Мы решили, что это наше личное дело. Не для прессы. Но… — он развел руками, — поэтому я в общем-то и здесь. В жизни есть вещи, которые не должны случаться — их можно и нужно избежать, и теперь наука способна нам в этом помочь. Именно этим мы и занимаемся в нашей клинике.
— Именно поэтому мы здесь, — добавила Наоми.
Детторе улыбнулся:
— Как прошло ваше путешествие? Вы прилетели ночным рейсом из Лос-Анджелеса?
— Нет, мы прилетели днем и провели прошлую ночь в Нью-Йорке. Сходили поужинать с друзьями. Нам нравятся рестораны в Нью-Йорке, — сказал Джон.
— Одно из хобби моего мужа — еда, — вставила Наоми. — Вот только он подходит к каждому блюду как к научному эксперименту. Все в компании наслаждаются и прекрасно проводят время, но Джону всегда что-нибудь не так. — Она с улыбкой посмотрела на мужа.
Джон покачал головой и улыбнулся в ответ.
— Кулинария — это наука, — защищаясь, заметил он. — Я не собираюсь платить за лабораторные испытания, которые проводит повар.