— Ну уж нет! Еще чего!
— Еще? Предлагаешь хранить чистоту рядов, верность идеалам, деньги в банке, жену под замком?
— Нет! Ни за какие коврижки!
— Тогда деньги под женой, верность чистоте, замки в банке, идеалы рядам?
— Да вы батенька, абсурдист, — рассмеялся Данила.
— Нет, я реалист и человек здравомыслящий, — радостно ответил ему приободрившийся приятель, — Поэтому вот еду я и думаю: может, забежим куда-нибудь. Мне кое-что купить надо.
— Понял! — многозначительно улыбнулся Даня, — Цветы и тортик? Могу дать бесплатную, но бесценную информацию: Зинаида обожает "Прагу", "Вацлавский" и пирожные "Мокко".
— Ты настоящий друг! — с чувством произнес Ося, — Вовек такого не забуду. Кстати, о высоком: у тебя кошелек при себе? А то я что-то…
— Ладно уж, — снисходительно кивнул Данила, — помогу чем смогу.
Настроение понемножку улучшалось, будущее уже не казалось таким беспросветным. Иосиф думал о Зине, как она обрадуется цветам и лакомствам, и как можно будет удрать от всего и целый день наслаждаться Зининым обществом, есть сладкое и болтать о пустяках. Даня видел насквозь его эгоистичный замысел, но не сердился, а сочувствовал. "Надо же, как в одночасье мужика прихватило!", — недоумевал он, — "И все разом совпало — убийство тетки, наши подозрения, страх за Зину, а заодно боязнь, что она-то и есть главная преступница… Он и втюрился! Интересно, от чего зависит самовозгорание чувств? От страха? Человечеству давно пора выяснить, как приходит любовь. И иметь при себе огнетушитель!", — сделал Данила неожиданное заключение.
Домой они приехали усталые и голодные. На веранде Ося встретил Зинаиду, погруженную в чтение, с маской равнодушия на красивом лице. Но все равно было видно, как она уязвлена утренним бегством любовника. На его позднее возвращение Зинаида демонстративно не обратила никакого внимания. Иосиф, ощущая неловкость, не придумал ничего лучше, кроме как картинно рухнуть на одно колено и вручить Зине свои подношения — букет из разномастных цветочков, упакованных в розовые ленточки и полиэтиленовые рюшки, а также свеженький торт "Прага" во всей его неброской, низменной и преступной привлекательности. Зинаида плотоядно ахнула и кинулась ставить чайник. Рыжий разбойник Оська, облизнувшись не менее плотоядно, пошел следом походкой судьи Кригса за тетушкой Чарли, приехавшей из Бразилии.
"Они нашли друг друга!" — улыбнулся Данила, глядя вслед пылкому влюбленному. Оставив друга на попечение Зины, Даня отправился искать Ларису. За сегодняшний день ее столько раз поминали за глаза, что Ларка должна была просто заболеть — от приступов икоты. Тем не менее, она сидела в гостиной, живая и здоровая, и упоенно сплетничала с сестрой. Обе вели себя как школьницы: случай с мнимым самоубийством уничтожил стену отчуждения, стоявшую между Зоей и Ларисой много лет, и они с удовольствием возобновили совместные развлечения времен девичества. Сейчас сестрицы, видимо, обсуждали внезапный роман Зинаиды с Осей. Из комнаты доносились пересуды: "рыжий-красный, человек опасный", "что русскому здорово, то немцу — смерть" (видимо, под "немцем" подразумевалась Оськина, отнюдь не немецкая, национальность), "климакс в голову, бес в ребро" (совсем уж несправедливо по отношению к Зине), и тому подобные ядовитые характеристики. Данила постоял у дверей, послушал, поразмышлял, да и отправился восвояси. Грех перебивать людям удовольствие, да еще такими глупостями, как вопрос: кто убил вашу маменьку, тщательно спланировав злодеяние?
Неожиданно в деревенском Эдеме началась суматоха. Оказывается, приехал с визитом Максимыч, не иначе как решил подкатиться к своей несостоявшейся невесте, а может, Зинаиду охмурить. На стол, выставленный в сад — на веранде обеденный гарнитур не помещался, а в душной зале невозможно было находиться — собирали то ли ранний обед, то ли поздний ленч. Часы трапез в Мачихино давно уже стали произвольными. Опять по участку бесцельно слонялись Евсеевна и Верка-йога, а Зоя, Лариса и Зинаида засели на кухне. Варварин шеф, предоставив другим обслуживать его, солидно курил на веранде, оглядывая окрестности с наполеоновским видом. От его надутой фигуры друзей прямо передернуло. К счастью, приготовления были уже на исходе, и скоро все уселись за стол.
Казалось, повторяется день поминок — за исключением некоторых деталей: присутствие мерзкого борова так раздражало всю семью, что на спиртное, которое в изобилии приволок Максимыч, откровенно налегали и мужчины, и дамы. Вот только никого не развезло, и в гулянку обед никак превращаться не хотел. Даже сам объект всеобщей антипатии был как-то странно немногословен, точно приехал не с частным визитом, а с деловым. В общем, унылый запоздалый обед. Вера Константиновна все косила на Павла Петровича огненным глазом и отшатывалась при любом телодвижении вдовца. В окна доносился запах сада и дорожной пыли, гости сидели вокруг стола, чинно сжав в руках стопочки. Максимыч, естественно, сказал речь, тягучую и ненужную, точно лопнувший резиновый шарик. С профессиональным пафосом, похвалив заслуги покойной перед человечеством, да и себя не забыв, Варварин шеф с трудом закруглился и, от души дохнув в пространство, опрокинул в необъятную емкость своей утробы успевшие согреться пятьдесят грамм. Все последовали его примеру.