— Это лучшее предложение за всю неделю. — Ее глубокие голубые глаза ярко заблестели. — Только подождите минутку, я переоденусь.
— Хоть две, — сказал я. — Я в человеколюбивом настроении.
Ей понадобилось пять минут, и она вышла в сине-белой полосатой футболке и узких белых джинсах, которые обтягивали ее круглые бедра, словно втора кожа, только яснее выделяя детали. Льняные волосы свободно падали на плечи, и вся она выглядела сущим воплощением женственности.
— Пойдемте, — сказала она.
— А куда? — спросил я.
— Почему бы не ко мне? — просто спросила она.
— Почему бы? — эхом отозвался я.
Она жила в маленьком, но элегантном домике в Вэлли-Хейтс. Ее гостиную украшал камин, и, пока она суетилась у бара, я изучал огромную фотографию обнаженной женщины, снятой со спины, висевшую в раме над камином.
— Вам нравится? — спросила она.
Я повернулся к ней и взял стакан из ее руки.
— Спасибо. Конечно, мне нравится. Эта девушка, кто бы она ни была, определенно женственна. — Я глубоко вздохнул. — Глядя на нее, я просто слышу, как она говорит со мной!
Селестина медленно прикрыла глаза.
— Что же она говорит?
— Это наш с ней секрет, — ответил я. — Это ведь ты делала снимок, да?
Она кивнула.
Я изо всех сил старался, чтобы это звучало просто как светская болтовня.
— А ты, случайно, не помнишь, как ее звали?
— А то! — Ее большой рот растянулся в ликующей улыбке. — Это автопортрет.
— Вот как, — прошептал я.
— Надеюсь, лейтенант, это не создает для вас проблем? — участливо осведомилась она. — Я имею в виду, что я говорю с вами и одновременно поворачиваюсь к вам спиной?
Я подумал, что сейчас самое время сделать большой глоток, и осуществил это, пока она рассматривала мое лицо с явным изумлением.
— Не смущайтесь, лейтенант, — промурлыкала она глубоким контральто. — Я принимаю ваши слова как комплимент.
— Так и есть, — заверил я, — зови меня Элом. Она кивнула:
— Отлично, я буду называть тебя Эл.
Я посмотрел, как она идет к дивану, и попытался быстро сравнить живую натуру с фотографией на стене, но джинсы, хотя и обтягивали зад, сильно мешали. Она села на диван, удобно скрестив ноги и сжав стакан обеими руками, прежде чем выжидательно посмотреть на меня. Я сделал еще один торопливый глоток, приготовившись солгать и прилагая все усилия, чтобы мои слова звучали похоже на правду.
— Знаешь, о художниках говорят, что у каждого и: них свой почерк, по которому специалист безошибочно определит автора. Интересно, можно ли это сказать и о фотографах?
Несколько секунд Селестина в задумчивости покусывала губы.
— Думаю, да, — заключила она. — Во всяком случае, о хороших.
— Ты — хороший фотограф, Селестина. Мягкий смех забулькал у нее в гортани.
— По-моему, ты не совсем объективен.
— Те фотографии, что я нашел в квартире Голди Бейкер, — сказал я. — Они были хороши, я имею в виду технику.
— Спасибо, добрый господин! — Она склонила голову в легком поклоне.
— У тебя свой, индивидуальный почерк, — продолжал я. — Ты делаешь что-то свое, особенное, с ракурсами и пропорциями.
— Я польщена и удивлена, Эл. — Она вдруг стала серьезной. — Ты прав, особенно не забочусь об освещении, а предпочитаю найти правильный ракурс, что автоматически дает нужное сочетание света и тени.
— Это как отпечаток пальца, — восторженно сказал я. — И я сразу узнал твой стиль, когда увидел серию снимков этой пары — Брюса Вильямса и Голди Бейкер!
— Кто это? — Она осторожно поднесла стакан к губам и отхлебнула немного ликера.
— Парень, который застрелился после того, как совет директоров и его жена получили пакеты с фотографиями.
— Я никогда не слышала о нем, — равнодушно бросила она.
— Ты работаешь в студии, расположенной среди трущоб, — раздраженно сказал я, — в доме, который должны были снести двадцать лет назад. Я был пару раз в этом клозете, который ты используешь под приемную, но не видел там никого похожего на клиента! Я медленно обвел взглядом комнату.
— У тебя славный дом, Селестина. Хорошая обстановка, да и Вэлли-Хейтс неплохой район. Это обошлось недешево.
— Болтай что хочешь, Эл, — сказала она с мягкой укоризной в голосе. — Но это не имеет никакого смысла.
— Можно обставить все и иначе, — согласился я. — Например, проверить твой банковский счет. Но не лучше ли тебе просто признать, что ты работала на Марко?
— Хорошо. — Она подвинулась к краю дивана, все еще крепко держа стакан обеими руками и опустив плечи. — Признаю.
— Тебя в этом деле привлекли технические детали? — холодно спросил я. — Или тебе доставляло удовольствие подсматривать эротические сцены, зная, что Вильяме, во всяком случае, не в курсе, что за их безумными играми подсматривает кто-то третий?
— Ты мягко стелешь, Эл Уилер! — Ее губы медленно расползлись в улыбке, а в глубине голубых глаз сверкнула дьявольская злоба. — Ответ простой. Да! Я получала удовольствие от эротических сцен, технические проблемы легко решались, квартира Голди была оборудована для этого… Ей нравилось, когда за ней наблюдали, поскольку она была мастером своего дела.
— Вы обе работали на грязных мелких шантажистов, — сказал я, — а пока работа оплачивалась, вас, конечно, не волновало, что происходит потом с несчастными, попавшими в ваши сети, такими, как Вильяме!
— Да, у нас был клиент, который хотел доказать фирме «Элайд консептс», что их многообещающий вице-президент не так хорош, как кажется, и нанял дл этого нас. Мы все сделали, и он нам заплатил, когда работа была выполнена. Мы никого не шантажировали и — более того! — не шантажировали Брюса Вильямса.
Я подумал; что она с точки зрения закона права, и окружной прокурор принял бы этот аргумент, дойди дело до суда.
— Вы убили Голди Бейкер? — резко спросил я.
— Ты с ума сошел! Голди была моей близкой подругой.
— А Марко? А Кендрик? Как по-твоему, кто-то из них или они оба могли убить ее?
— Это все равно что отрезать себе правую руку, — с презрением бросила она. — Ну где они найдут другую Голди?
— Сколько поручений, подобных поручению, связанному с Вильямсом, вы вместе выполнили? — задумчиво проговорил я. — Вам не приходило в голову, что рано или поздно кто-то попытается рассчитаться?
— Что ты там бормочешь?
— Я думаю, так и случилось, — подытожил я, — а начав с Голди Бейкер, они вряд ли этим ограничатся.
— Ты бредишь!
— Ты живешь здесь совсем одна, Селестина? — нежно спросил я. — Ты знаешь телефоны соседей? И не забываешь закрыть дверь на цепочку, когда идешь спать?
— Голди была шлюхой по призванию, — сказала она. — Она думала как шлюха. Она была ненасытна. Оргии, групповой секс — чего только она ни вытворяла, когда была на взводе. Ни один любовник не оставался с ней долго. Она просто ничего не могла с собой поделать. Я говорила ей, что опасно так играть чужими чувствами, но она не слушала. И продолжала жить в свое удовольствие. Поэтому все, что я могу посоветовать, — это найти того, »с кем она встречалась, когда ее убили, и он-то и будет убийцей.
— Я не хочу быть грубым, Селестина, — произнес я задушевным голосом, — но это звучит так, словно говорит твоя задница!
Ее лицо помрачнело.
— Почему, черт возьми, ты не уберешься отсюда, вшивый черт?
— Отлично. — Я кивнул. — Только не забудь запереть за мной дверь. Я не хотел бы увидеть тебя, как Голди, с пулей в левой груди.
Зазвенел дверной звонок. Селестина вздрогнула, потом закусила нижнюю губу в бессильной ярости.
— Ни о чем не беспокойся, дорогая, — уверенно сказал я. — Я арестую его за второе убийство после того, как он расправится с тобой.
— У тебя странное чувство юмора!
Она поднялась, поставила стакан на маленький столик рядом с диваном и не спеша направилась к двери в переднюю. Я допил свою порцию и поставил свой стакан рядом с ее, после чего снова посмотрел на фотоснимок над камином. Он вызывал почему-то ощущение стыда, который Селестина Джексон не смогла побороть никакими техническими ухищрениями. Я обернулся, заслышав приближающиеся шаги, увидел отблеск света на лысине того, кто следовал за девушкой с льняными волосами. Они прошли так до середины комнаты, прежде чем он выступил из-за ее спины, а я заметил пистолет в его руке.