— Да, конечно, — ответил Смит, размышляя о том, что Джемисон действительно достал нужную книгу, не задумываясь ни на минуту.
— Печальная история с этим Валландигемом, — заметил Джемисон. — Он слишком распускал язык по поводу того, что Линкольн был тираном, его выслали в Конфедерацию,[9] но он им оказался не нужен, и его отправили обратно. Парень так и не смог найти себя и в конце концов застрелился.
Смит пролистывал книгу, в то время как Джемисон кратко излагал факт биографии ее героя. Это было как раз то, что требовалось Маку для подготовки к лекции. Он собирался использовать историю Клемента Валландигема в качестве примера чрезмерного наказания за приверженность оппозиции.
Джемисон вернулся в свое кресло и взял в руки бумаги, за чтением которых его застал Смит.
— Захватывающая история отражена здесь, Маккензи.
— О чем это? — спросил Смит.
— В некотором роде биография Полин Юрис.
— Где ты ее разыскал?
— У Венделя вчера вечером. Мы обсуждали последние детали в связи с субботней постановкой. Когда все разошлись, он вручил мне эти бумаги. Можешь представить мое волнение и интерес, ведь я сам веду дневник.
— Так это ее дневник?
— Ничего подобного, — с низким раскатистым смехом ответил Джемисон. — Род Полин берет начало во времена Революции, и она взяла на себя роль историографа. Такое многообразие личностей: военные, мошенники, преступники, торговцы крупные и мелкие, в роду по отцовской линии была даже одна женщина — организатор профсоюза на текстильных фабриках Массачусетса.
— А зачем Вендель дал эти записи тебе? — спросил Смит.
— Он посчитал, что они могут меня заинтересовать как историка, он надеется, что я смогу отредактировать их и найду издателя. Это было настолько трогательно, Мак. В глазах у Венделя стояли слезы. Он сказал, что опубликование этих заметок явилось бы данью памяти Полин. Я, конечно, согласился.
— Они написаны достаточно хорошо для публикации? — поинтересовался Смит.
— В том виде, в котором они сейчас, нет, насколько я могу судить из прочитанного. Но умелая рука редактора сможет придать им надлежащий для публикации вид. Хочешь взглянуть?
Смит взял записи Полин и был поражен внушительным объемом этого труда. Из собственного опыта он знал, что тех людей, которые грозятся написать историю своей семьи, хватает, как правило, страниц на двадцать. Старания Полин вылились не менее чем в три сотни страниц.
— Странно, Полин не производила впечатление человека, интересующегося историей, — заметил Смит, пролистав рукопись. — Мне она представлялась сугубо современным человеком. И Вендель, говоришь, был растроган до слез?
— В моем представлении, да. Какой приятный и неожиданный сюрприз — открыть в Полин новую грань.
— Ты уже много успел прочитать?
— Нет, и не думаю, что мне удастся продвинуться намного дальше в ближайшие несколько дней со всеми этими приготовлениями к спектаклю об истории Сиклса и Ки. Вы с Анабелой придете?
— Да. Мне интересно было бы это почитать.
— Ого, — сказал Джемисон, — профессор права собирается вторгнуться во владения профессора истории.
— Я бы и не подумал об этом, — улыбнулся Смит, — но у меня сейчас больше свободного времени, чем у тебя. — А про себя добавил: «И больше воздуха в кабинете». Он с трудом переносил тяжелую атмосферу загруженной сверх меры комнаты.
Джемисон придвинул кресло поближе и облокотился о стол. Здесь нет ничего, Мак, что могло бы пролить свет на убийство. Одна сплошная история и только. Я прочитал несколько последних страниц. Она успела дойти лишь до тысяча девятьсот двадцать первого года.
— Я и не ищу разгадок, Монти. Мне просто хочется на досуге почитать семейную хронику.
— Тогда возьми и читай.
Смит задумался, не вернуть ли рукопись. Ведь Тирни отдал ее Монти.
— А ты уверен, что не возникнет никаких сложностей, если я ее возьму? — спросил Маккензи.
— Конечно нет. Вендель не считает тебя чужим.
Смит подумал про себя, что он к этому отнюдь не стремился, а вслух заметил:
— Я скажу ему, что прочитал это.
— Ну естественно, — откликнулся Монти.
— Уже определились с субботней постановкой? Все в основном готово?
Вздох Джемисона едва не вызвал обвал.