Степной пейзаж как-то незаметно сменился невысокими возвышенностями, густо покрытыми сочной травой. Вымуштрованными жалонёрами смотрелись телеграфные столбы с рядами грачей на проводах. Завиднелась небольшая деревушка с низкими белыми домиками, крытыми камышом. Хатки вросли в землю почти по самые окна и напоминали гигантские шампиньоны. Показался разъезд и сторожка путевого обходчика. Свечкой устремилась в небо водонапорная башня.
Машинист дал длинный гудок, постепенно разросшийся до фортиссимо. Ему тут же ответил рожок стрелочника. Локомотив сбавил ход, выпустил пар, и разноцветный состав степенно причалил к железнодорожной пристани. Звонко ударил сигнальный колокол.
За купейной дверью послышался голос кондуктора:
– Станция Невинномысская! Прошу обедать. Стоянка один час!
– Что ж, дорогая, пожалуй, это неплохая мысль, тем более что ужинать нам придется уже в Кисловодске, – вставая, проронил Ардашев и вместе с женой покинул купе.
На перроне царило оживление, сходное с прибытием митрополита в уездный городишко. Шныряли лоточники с папиросами, сластями и жареными семечками. Суетились носильщики с тележками, груженными парусиновыми баулами и дорогими английскими чемоданами. Запах паровозной гари, смешанный с ароматом южного лета, прочно поселился среди вояжирующей публики. Проводники с медными чайниками в руках уже неслись по дебаркадеру к будке с надписью «кипяток».
Одноэтажное каменное здание вокзала, украшенное лепниной и фигурной резьбой, гостеприимно распахнуло перед пассажирами двери ресторана. Музыкальный ящик «Монопан» умилял слух наивной мелодией. В светлом помещении с толстыми портьерами на окнах и веерными пальмами в кадках вытянулись в шеренгу сервированные столы с салфетками, закрученными в пирамидки. С правого конца, согласно медным табличкам, за белые скатерти усаживались вояжеры первого и второго классов, слева – третьего. Но официанты были одинаково услужливы ко всем гостям. Количество мест заказывалось проводниками по телеграфу еще на предыдущей станции. Правда, четвертый класс предпочитал довольствоваться скудным буфетным меню: пятикопеечными бутербродами с паюсной икрой, говяжьим языком или куском вареной телятины за четыре гривенника либо птицей по пятьдесят копеек за порцию. Ну а если и это было не по карману, то следовало идти на привокзальную площадь, где смешливые казачки предлагали разнообразную домашнюю снедь за сущие копейки: ароматное копченое сало с молодым чесноком, домашнюю колбасу, жареных цыплят, горшочки с еще не остывшей кашей, пирожки на любой вкус, вяленую воблу, отборную клубнику, спелую черешню, кувшины с молоком, высокие четверти с квасом и пузатые крынки с простоквашей.
При виде ресторанного изобилия мысли о диете у Вероники Альбертовны постыдно спрятались, уступив место благообразному созерцанию представшего перед глазами необъятного кулинарного великолепия: холодная осетрина с белым соусом, соленые грузди, расстегаи с визигой и налимьей печенкой, украинский борщ, кавказский шашлык. Всевозможные вина и водки пестрели разноцветными этикетками ярких цветов и гербов: «Цымлянское», «Барсак», «Моэт», «Шато-лафит», «Смирновская», кизлярский коньяк «Тамазова», пиво «Калинкин». На приставном столике красовались сласти: эклеры, мармеладные розы и шоколадные конфеты фабрики Абрикосова.
Уступив нахлынувшему аппетиту, Ардашевы, как, впрочем, и остальные попутчики, вскоре незаметно перешли к десерту. Официанты в длинных белых фартуках разливали кофе со сливками и подавали чай с лимоном.
Ожидая, пока Вероника Альбертовна расправится со вторым эклером, Клим Пантелеевич рассматривал в большое венское окно слоняющихся по перрону людей.
– Посмотри-ка, дорогая, а вон и доктор Нижегородцев с женой. И судя по всему, они собираются сесть как раз на наш поезд. Уж не на воды ли они собрались?
– Хорошо бы… Ангелина Тихоновна могла бы составить мне неплохую компанию. Мы бы нашли, чем заняться…
– Не сомневаюсь, что это будет пристальное лорнирование скучающей курортной публики, с подсчитыванием замеченных вами бесчисленных адюльтеров.
– А ты разве против?