— А что вас смущает?
— Получается, что он собрался в Ливерпуль по какому-то важному делу, раз уж купил билет практически сразу после возвращения из России. Хотел бы я знать, что это за дело, — задумчиво проронил Ардашев, поглаживая усы. Его взгляд упал на циферблат настенных часов, и он вдруг спросил: — А похороны мистера Пирсона, в котором часу?
— Мне это неизвестно, но если поедите сейчас, то наверняка успеете. Утром ведь не хоронят. Чаще всего в два пополудни. Честно говоря, не пойму, почему вдова так торопится закопать почти не остывший труп мужа.
— Благодарю вас, мистер Джебб, — поднимаясь, проговорил Клим.
— Не стоит, — хитро сощурился полицейский. — Будут новости — заходите. Чем смогу — помогу. Мне чертовски интересно наблюдать, как вы пытаетесь найти в заурядном ограблении некий смысл. Напрасно тратите время. Лучше бы посетили достопримечательности Лондона, раз уж приехали за казённый счёт.
— Обязательно. Честь имею кланяться.
— Всего доброго, молодой человек!
Не успел Ардашев выйти из Скотланд-Ярда, как ему навстречу бросился Аткинсон.
— Что узнали нового? — спросил он.
— Практически ничего. Зато нож и розу срисовал. Нож, судя по размерам огромен. От такого не спастись. Хотите взглянуть?
— Непременно.
— Извольте.
Клим открыл блокнот и передал Роберту.
— Нож — да. У отца такой есть. Это американский тесак. Называется нож Боуи. У него узнаваемая форма клинка со скосом, напоминающим щучий нос и обязательно гарда. Их делают и у нас в Шеффилде, но у английских ножей обух не затачивается, как у американских. А тут — всё правильно, как у отца. Он специально заказывал, чтобы привезли из Нью-Йорка полтора десятка таких на подарки друзьям.
— А кто этот Боуи?
— Какой-то герой времён войны за отделение Техаса от Мексики. Янки чтят его. Говорят, в одной схватке этот головорез прикончил подобным ножом пять или шесть человек.
— А что скажете про розу?
— Роза как роза. Ничего особенного.
— Если не считать одной закономерности. Обратите внимание, мой друг, центральный плод обрамлён пятью лепестками, а те, в свою очередь, окружены еще пятью, между последними находятся пять маленьких листиков. Всего пятнадцать.
— И что с того?
— Уверен, это неспроста.
— У вас есть доказательства?
— Пока нет. Нужно время, чтобы их отыскать. Меня смущает один факт: преступник вытащил бумажник профессора и даже польстился его тростью, а золотой брегет не взял.
— Действительно странно, — согласился Роберт. — Такие часики стоят не меньше пятидесяти фунтов.
— А что говорит инспектор?
— Он уверен, что это обычное ограбление.
— А что вы хотели? Это же копэ. У него мозги работают иначе.
— Простите?
— Слово «copper» на жаргоне означает «полицейский». Оно пришло к нам из Индии. Глагол «коп» («to cop») означал — «берегись!». Потом он получил второе значение — «арестовывать». И уже затем превратился в существительное «копэ» (copper) — «полицейский». Я не удивлюсь, если американцы, относящиеся к британскому английскому по-варварски, превратят «копэ» в короткое «коп» (cop).
— И тогда всё вернётся на круги своя.
— Ну да Бог с ним, с языком. Но что мы будет делать дальше, капитан? Каким курсом нам следовать?
— Поедем на похороны профессора. Надеюсь мы успеем.
Аткинсон открыл луковицу часов и сказал:
— Конечно успеем. Похороны в два.
— А вы откуда знаете?
— Мой отец там будет. Он и сказал мне об этом.
— Ваш отец знал мистера Пирсона?
— Ну да. Он входит в попечительский совет Лондонского института, где читал лекции профессор.
— Что же вы раньше мне об этом не поведали?
— А вы и не спрашивали.
— Тогда нам нужен кэб.
— На этот раз предлагаю воспользоваться подземкой. Так будет и дешевле, и быстрее, но потом всё равно придётся нанимать коляску.
До ближайшей станции паровой подземной железной дороги друзья добрались пешком.
Купив в кассе билеты в вагон II класса, Ардашев и Аткинсон спустились по каменной лестнице. Контролёр проверил билеты и указал на платформу, куда должен был прибыть состав. Красная стрелка на стене сообщала о направлении движения поезда. Ардашев, впервые увидевший метрополитен, с интересом смотрел по сторонам. Посередине тоннеля проходили два пути и составы беспрепятственно двигались в обоих направлениях. Дым, гарь и пар, идущие от паровозов, частично уходили вверх, благодаря своеобразным вентиляционным шахтам, но большая их часть оседала на стены, пол и проникала в лёгкие лондонцев.