Одна лишь мысль угнетала меня: а вдруг все эти люди не при чем и существует какая-то другая, «правильная» причина смерти Шекельграббера? Мало ли с кем он общался, кроме моих подозреваемых. Вот, например, вечеринка, о которой упоминал Кашлин. Кто туда привел Шекельграббера? Условный дед Пехто?..
Мимо прошла стайка юнцов в умышленно драных джинсах. Зачем теперь такая мода? Чтобы чесать задницу, не снимая штанов? — Никакого другого объяснения я придумать не сумел, как ни пыжился. Вот так и с делом Шекельграббера. Хватаюсь за ту версию, которая укладывается в голове и соответствует моему циничному и испорченному взгляду на мир. Чем я лучше Горчицына? Он извращенец тела, я — извращенец духа. Встретив человека, первым делом ищу в нем какую-нибудь гадость-мерзость-скотство, щупаю, с какой стороны он сподличает, чтобы себя уверенней чувствовать, возвыситься в собственных глазах… Но это уже философия. Какой вырос — таким и помирать. А вопрос вопросов: что делать дальше? Деньги кончились, Размахаева со мной торт есть не желает при гостях. Но надо, надо подежурить у ее подъезда на всякий случай. А завтра к Квочкину, выложу ему все, как на духу. Пусть подскажет, что дальше придумать…
В часы пик на городском транспорте можно ездить без билета. Зажатые друг другом, висящие на подножке и злые, точно собаки, пассажиры просто выкинули бы контролера, как мусор и бесполезную, занимающую место вещь, и еще долго дивились бы его наглости и безделью. Но по воскресеньям в троллейбусах более-менее свободно и злого упрека никто контролеру не кинет. А в моем возрасте ездить «зайцем» уже несолидно, вернее, совестно должно быть. Поэтому я пошел к дому Размахаевой пешком.
Нет ничего удивительного в том, что у подъезда стоял красный «форд». Правда, мало ли в Москве этих подержанных машин, которых теперь через таможню проходит больше, чем через все конвейеры страны. Но я чутьем угадал «форд» Терентьевича. Оставалось ждать и попутно наблюдать жизнь вокруг. Я почему-то был уверен, что сейчас застукаю Квелого или кого-нибудь из этой шушеры. В прошлый раз, когда я шел за Размахаевой, она знала об этом. Значит, кто-то следил за мной и потом «настучал» зиц-вдове. Но от кого ее охраняют? От всех мужиков подряд, что ли? Проще ходить по улицам, спрашивать, есть ли деньги? — и в случае утвердительного ответа сразу бить морду за умозрительную возможность полового контакта с Размахаевой.
Правота моя довольно быстро подтвердилась. Наблюдая жизнь вокруг, я заметил, что за мной исподтишка наблюдает гробокопатель Навыдов. Это было неожиданно. Ну ему-то на кой черт было ввязываться? Прекрасная, хорошо оплачиваемая работа на свежем воздухе, дармовая выпивка, нетребовательные клиенты, затихшие или в слезах, и вдруг — филерство по совместительству. Я решил ускорить развязку и пошел к Навыдову. Он отвернулся и сделал вид, будто играет с малышом в песочнице, но бдительная бабушка, видимо, начитавшись газетных статей о насильниках, прогнала его.
— Не ожидал вас здесь встретить, — сказал я. — Что, в соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?
— Иди своей дорогой, — пробурчал он.
— Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.
Он отвернулся.
— Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас «проколол» и теперь имею право задать несколько нескромных вопросов.
— Я за тобой не следил, я тут живу.
— Странно, мне казалось, что вы живете в Бирюлево. Так, по крайней мере, написано в вашем паспорте.
— Что тебе надо?
— Помните меня? Мы учились в одном институте. Не помните? Но это неважно, — сказал я. — Кто из ваших друзей в бригаде мастер бить с левой? А главное, за что? Меня, потом Горчицына. Кто следующий?
— Слушай, ты, — рявкнул он, — я сейчас милицию позову.
— А я скажу, что ты крадешь детей и насилуешь, и вот эта бабушка подтвердит. И милиционеры мне поверят, как частному сыщику, который давно тебя «вычислил» и, наконец, схватил с поличным.
Он стал поспешно уходить.
— Караул! — закричал я.
Навыдов встал.
— Отстань от меня, — сказал он. — Говорят тебе русским языком: ты мне не нужен. Я шел к одному человеку.
— Неужели вам не хватает денег, Навыдов? — я снова взял официальный тон. — Неужели Терентьевич платит так много за охрану своей персоны?
— Чтоб ты понимал!
— Так объясните. Я не из дураков.
— Мы общаемся бескорыстно.
— Мы — это кто? Коллеги с кладбища?