– Наверняка потому, что ты замужняя женщина…
– Лен, не притворяйся, будто ты прямиком с Ноева ковчега. Ты отлично знаешь, что привлекательная молодая женщина, имеющая пожилого мужа, – это своего рода дар небес для молодого человека. Должно быть, есть другие причины, и дело вовсе не в том, что я непривлекательна. Я очень привлекательна.
– Но ты же не хочешь, чтобы он занимался с тобой любовью?
– Н-нет, – ответила Гризельда с бо́льшим сомнением, чем я ожидал.
– Если он влюблен в Леттис Протеро…
– Мисс Марпл кажется, что не влюблен.
– Мисс Марпл может ошибаться.
– Она никогда не ошибается. Такие старые ведьмы всегда оказываются правы. – Она помолчала минуту и, покосившись на меня, сказала: – Ведь ты веришь мне, да? В том, что между мной и Лоуренсом ничего нет.
– Моя дорогая Гризельда, – сказал я, удивленный. – Конечно.
Жена подошла ко мне и поцеловала.
– Жаль, что тебя, Лен, так легко обмануть. Ты поверишь всему, что бы я ни сказала.
– И, надеюсь, не зря… И все же, моя дорогая, я очень прошу тебя следить за своим языком и быть осторожной в высказываниях. Помни: у этих кумушек чудовищная нехватка чувства юмора, они всё воспринимают всерьез.
– Капельки безнравственности – вот чего им не хватает, – сказала Гризельда. – Тогда они бы не искали с таким ожесточением безнравственность в поступках других людей.
С этими словами она вышла из комнаты, а я, посмотрев на часы, поспешил с визитами, которые следовало бы нанести значительно раньше.
Явка на обычную для среды вечернюю службу была, как и ожидалось, скудной, и к тому моменту, когда я, разоблачившись в ризнице, вышел из алтарной части, все уже разошлись, и только одна женщина стояла и смотрела на окна. У нас сохранились старинные витражи, да и сама церковь достойна внимания. Женщина повернулась на звук моих шагов, и я увидел, что это миссис Лестрендж.
Мгновение мы оба колебались, потом я сказал:
– Надеюсь, вам нравится наша маленькая церковь.
– Я любовалась витражами, – сказала она. Ее очень приятный голос звучал отчетливо, она обладала великолепной дикцией. – Мне очень жаль, что я вчера не застала вашу супругу, – добавила она.
Мы еще несколько минут поговорили о нашей церкви. Мне стало ясно, что миссис Лестрендж – образованная женщина и разбирается в истории церкви и архитектуре. Мы вместе вышли на улицу и пошли по дороге, так как нам было по пути, только мой дом находился чуть дальше. Когда мы остановились у ее калитки, она любезно сказала:
– Прошу вас, заходите. Мне будет интересно узнать ваше мнение о том, как я тут все переделала.
Я принял приглашение. Литтл-Гейтс раньше принадлежал полковнику, служившему в Индии, и я не мог не испытать облегчение, увидев, что из коттеджа исчезли медные восточные столики и бирманские идолы. Обстановка была очень простой, но элегантной. В доме царила атмосфера гармонии и покоя.
Однако меня все сильнее и сильнее занимал вопрос, что привело в Сент-Мэри-Мид такую женщину, как миссис Лестрендж. Она явно была из тех людей, которые любят жизнь, поэтому мне казалось странной ее склонность похоронить себя в деревне.
В яркой освещенной гостиной я получил возможность впервые разглядеть эту женщину.
Она отличалась высоким ростом. Золотистые волосы имели легкий рыжеватый оттенок. Я так и не смог понять, природа ли наделила ее темными бровями и ресницами или же ее собственная рука. Если все же она, как я предполагал, наложила косметику, то сделала это с высочайшим умением. В ее лице в спокойном состоянии было нечто от сфинкса, а глаза меня просто поразили: я никогда не видел такого удивительного золотистого цвета.
Она была одета с безупречным вкусом и обладала непринужденностью хорошо воспитанной женщины, однако в ней присутствовал некий диссонанс, придававший ей определенную загадочность. Сразу чувствовалось, что это женщина-загадка. Мне в голову пришло слово, прозвучавшее из уст Гризельды: «зловещая». Нелепость, конечно, – впрочем, почему нелепость? В сознание закралась непрошеная мысль: «Эта женщина не остановится ни перед чем».
Наша беседа шла в обычном направлении: живопись, книги, старые церкви. Однако я не мог избавиться от впечатления, что миссис Лестрендж хочет рассказать мне что-то еще, нечто совершенно иного характера.