«Кажется, все здесь, глухо, как в засмоленной бочке, — подумал Данишев. — Люди, занимавшиеся этим материалом, тоже не дураки». У следователя Вафина, который, как он уже узнал, вел это дело, большой опыт работы и зря постановлениями об отказе в возбуждении уголовного дела он не будет раскидываться. «Тут, пожалуй, все ясно, — рассматривая свой небольшой уютный кабинет, вздыхал Назип, — видимо, придется с ним согласиться. Но надо попытаться сказать и свое слово. Посмотрю-ка историю болезни Цветовой. Насколько она совпадает с результатами судебно-медицинской экспертизы?»
С этими мыслями Данишев отправился в местную поликлинику. Там он быстро отыскал историю болезни Цветовой. Оказалось, что она страдала ревматизмом сустава правой руки. В заключении же судебно-медицинской экспертизы отмечалось: припухлость в районе локтевых суставов обеих рук.
«Почему же в истории болезни не отмечается, что у нее болели обе руки? — задал себе вопрос Данишев. — А может, она просто давно не обращалась к врачам и за это время заболела и левая рука?»
Он посмотрел на последнюю дату приема в поликлинике. Цветова обращалась за медицинской помощью за два дня до своей смерти! И при этом не жаловалась на боль в суставе левой руки! Странно. Очень странно! Пойти лечить правую руку и ни гугу про левую? А затем, после лечебной процедуры, повеситься?! Следователь от сильных смутных подозрений привстал из за стола, облокотился на стол и стал лихорадочно перелистывать паспорт здоровья Цветовой.
Назипу неожиданно пришла мысль: «А что, если ей вывернули левую руку в локтевом суставе, она потеряла сознание, и преступник, воспользовавшись этим, инсценировал самоубийство, повесив ее?» После разговора с лечащим врачом подозрение его не рассеялось.
В полдень Данишев выяснил, что вскрытия локтевых суставов при экспертизе трупа не производилось: эксперт полагал, что это ревматические опухоли.
Глава 5
Данишев, взвесив все обстоятельства, вынес постановление об эксгумации трупа. Той же ночью на кладбище при свете мотоциклетных фар вскрыли могилу Цветовой. Экспертиза показала: левая рука трупа вывихнута, причем сухожилия в локте порваны! Сомнений не было — догадка молодого следователя верна: совершено убийство! На следующее утро Данишев подготовил дело об убийстве Цветовой, как велит закон, для передачи по подследственности. И капитан Минаев, подписывая соответствующую сопроводительную бумагу, сказал:
— Дела об убийствах подследственны нашей строгой тёте — прокуратуре. Это ее епархия. Но милицию в подобных случаях, Назип Гатаулович, еще ни один земной бог не освобождал от бремени поиска преступников. Так что действуйте...
«Какие мотивы убийства? — размышлял следователь. — Ограбление? Но что брать у одинокой старой женщины, получавшей небольшую пенсию?» Судя по протоколу осмотра места происшествия, разбойное нападение в целях завладения имуществом почти не просматривалось. Единственная, маленькая зацепка за эту версию — следы поспешного поиска в одном из ящиков комода. Но эта зацепка, как прелая соломинка, была слишком слабой, чтобы можно было за нее ухватиться сразу обеими руками.
Данишев решил начать свои поиски с осмотра дома, где жила потерпевшая.
Небольшой дом, сложенный из красного кирпича почти полторы сотни лет назад, предназначался для челяди, обслуживающей особняк богатого сановника; он находился за высоким зеленым забором. Цветова прожила здесь, как выяснил следователь, около пятидесяти лет. После ее гибели наследники не объявились, и дом был передан исполкому местного Совета. Но не был заселен — требовался капитальный ремонт.
Назип открыл калитку: в глубине двора тонул в зелени дом, чуть накренившись, словно старый пароход, получивший пробоину. От калитки тянулся толстый поржавевший провод, который проходил мимо самого крыльца дома. «Собачья канатная дорога», — отметил про себя он, глядя на большую собачью конуру, сбитую из грубых неотесанных досок. Назип обошел кругом дом и заметил, что проникнуть в него можно было практически только через крыльцо: все окна покрывала паутина железных решеток толщиной с большой палец. «Не дом, а сущая гауптвахта», — лейтенант окинул его взором от фундамента до крыши. На кирпичной трубе, вытянувшись в стрелу, словно приготовившись к прыжку, чернел петух-флюгер на фоне голубого неба. Флюгер то и дело поворачивался, издавая чуть слышный тонкий, тоскливый скрип, как бы подчеркивая заброшенность этого старого несчастливого дома.