– Гарроту использовали как орудие казни. Голову осужденного засовывали в металлический ошейник, закрепленный на столбе. Страшно даже представить, как он вообще мог просунуть туда голову. Ошейник затягивали винтами, пока не наступало удушение. Ты знаешь, что еще в шестидесятых годах нашего века в Испании казнили таким способом?
– А я-то думал, что они все больше увлекаются корридой.
– Есть еще более простая гаррота – проволока с деревянными рукоятками.
Бёрден присел на край стола шефа – кстати, стол из палисандра.
– А я где-то читал, что, если инквизиция приговаривала человека к сожжению на костре, за скромную плату палач мог убить его гарротой, чтобы тот не мучился в огне.
– Думаю, простейшая гаррота как раз оттуда.
Интересные у Бёрдена джинсы, подумал инспектор, зауженные книзу, наверное, от какого-нибудь дизайнера. И носки в тон – «джинсового» цвета. Знал бы Майк, о чем думает его шеф.
– Значит, Самнер-Квист считает, что Гвен Робсон убили гарротой? – поинтересовался Бёрден.
– Откуда ему знать? Это предположение. По крайней мере, орудие убийства напоминало гарроту, которую он – или она – имел наготове. Это кажется мне совсем диким, Майк. При таких обстоятельствах предумышленное убийство почти невозможно, ведь на стоянке могло оказаться полно народу. Если только убийца не носил гарроту в кармане, как мы носим ручку. Гадать бесполезно, подождем заключения судмедэксперта. Давай пока подведем итоги: что ты узнал про Гвен Робсон?
Бёрден рассказал все, что услышал от Ральфа Робсона и его племянницы Лесли Арбель – именно ее фотография стояла на камине. Убитой было пятьдесят восемь, бездетна, до выхода на пенсию работала в городской социальной службе помощи на дому. Муж, Ральф Робсон, в прошлом работник муниципального жилищного управления. Миссис Робсон вышла замуж в восемнадцать. Сначала молодые супруги жили у родителей мужа в Стовертоне, потом снимали квартиру и наконец семь лет назад переехали в собственный коттедж. Они одни из первых поселились в Хайлендсе. Никто из супругов еще не достиг пенсионного возраста, но город выплачивал Робсону небольшое пособие, и они могли позволить себе вполне комфортную жизнь. Даже купили «форд-эскорт» модели позапрошлого года. Каждый год они обычно отдыхали в Испании, но в этом году Ральфа Робсона скрутил артрит, отчего костная ткань правого бедра начала разрушаться.
– Племянница не живет с ними? – спросил инспектор.
– Она живет в Лондоне, но часто их навещала. Была им почти как дочь. Настолько заботливая, что даже подозрительно. Она сейчас с Робсоном, примчалась, едва он сообщил о несчастье.
По словам Робсона, они обычно ездили за покупками по четвергам, но из-за артрита он уже полгода сидел дома. В четверг, 19 ноября, в половине пятого Гвен Робсон села в машину и отправилась за покупками. И домой уже не вернулась. Интересно, чем занимался Ральф Робсон с половины пятого до семи? Сидел дома, смотрел телевизор, пил чай. Так же, как Арчи Гривз, которого инспектор навестил тем утром.
Как свидетель этот старик – мечта любого полицейского. Замкнутая жизнь и узкий круг интересов превратили его в настоящее запоминающее устройство. Увы, ничего особо интересного наблюдать ему не приходится: он смотрит, как приходят и уходят покупатели, зажигается или гаснет свет в торговом центре, как запирает или распахивает ворота Седжман.
– И я увидел парня, выбегающего из ворот, – рассказывал Арчи инспектору. – Это было в шесть или в самом начале седьмого. Из ворот выходило много людей, в основном женщины. Парень выбежал не из центра, а из-за той стены.
Вексфорд посмотрел в окно. Старик указывал на выступающую стену подземной стоянки, там теперь собралась кучка любопытных. Чего они ждут? Вот из ворот вылетел пустой пакет, подгоняемый порывами ветра. На крыше здания развевались флажки. А Вексфорд с тоской думал, что был на месте преступления, уехал оттуда в десять минут седьмого, но так ничего и не заметил. Впрочем, миссис Сандерс он все-таки запомнил.
– Я подумал, может, у того парня что-то случилось, – продолжал Гривз. – Или он что-то натворил и теперь убегает от полиции.
Лицо и руки старика покрывали печеночные пятна, которые также называют старческими. Он был худой и немощный, вязаный кардиган висел на нем, как на палке, фланелевые брюки пузырились на коленях. Но взгляд бледно-голубых глаз с покрасневшими веками молод и проницателен.
– Тот парень был почти мальчишка, в шерстяной шапочке и куртке на «молнии», он выскочил из ворот, как летучая мышь из преисподней.
– И никто за ним не гнался?
– По-моему, нет. А может, они просто махнули рукой.
Потом Арчи увидел Дороти Сандерс: она расхаживала по стоянке, словно искала кого-то. Она дрожала от злости и негодования и наконец выплеснула свой гнев на ворота, начала их трясти, кричать. Гривз так испугался, что едва не получил сердечный приступ.
В четверг вечером в полицейском участке Кингсмаркэма выделили специальную комнату с телефоном для приема звонков от населения. Полицию интересовала любая информация о событиях на подземной стоянке торгового центра «Баррингдин» между пятью и половиной седьмого вечера. Местное телевидение обратилось к возможным свидетелям с просьбой прийти в полицию и дать показания. Инспектор Вексфорд выступил в десятичасовых новостях по национальному телевидению. По словам сержанта Мартина, звонки стали поступать практически сразу, не успел номер телефона исчезнуть с экрана. Звонили доброхоты и злопыхатели: и те, и другие только запутывали следствие. Звонили просто хулиганы. Объявилась и владелица красного «опеля», которая пыталась обогнать инспектора, ее звали Сара Кассонс. Позвонил мужчина, рядом с которым припарковала машину Гвен Робсон, и сказал, что она приехала на стоянку где-то без двадцати пять.
Телефон не замолкал весь вечер: звонили водители машин, парковавшиеся на всех уровнях стоянки, но ничего особенного не сообщили. Тем не менее записывался каждый звонок. А в пятницу утром нашлась владелица синей «ланчии» – миссис Хелен Брук. Оказывается, она была на девятом месяце беременности, и в среду, в пять часов, в магазине здорового питания «Деметра» у нее начались схватки. Вызвали «скорую», роженицу отвезли в больницу «Стовертон-Роял».
Как бы ни были искренни эти люди в желании помочь полиции, никто не запомнил ни одного лица, зато некоторые шутники умудрялись давать самые неописуемые словесные портреты мифического преступника. Также позвонила продавщица, которая обслуживала Гвен Робсон около пяти часов вечера, и кассирша из супермаркета «Теско», на полчаса позже пробивавшая ей чек. Между тем двое полицейских из команды Вексфорда уже прибыли в торговый центр, чтобы опросить сотрудников. Арчболд допросил управляющего рыбным отделом «Теско»: тот утверждал, что около шести, перед самым закрытием, покупательница, по описанию похожая на Дороти Сандерс, устроила скандал. Значит, свидетельница появилась на стоянке сразу после шести, но инспектор и так это знал.
Тем же утром в морг приехал Ральф Робсон: ему предстояла мучительная процедура опознания. Убитую накрыли так, чтобы не было видно изуродованной шеи. Синюшный цвет, вызванный удушьем, уже сошел с лица, осталось лишь выражение неописуемого ужаса. Ральф подошел, опираясь на трость и прихрамывая, кивнул: «Да, это она». На этот раз он не плакал. Инспектор не присутствовал на опознании, так как допрашивал сторожа Дэвида Седжмана. Этот человек мог оказаться ценным свидетелем, но он ничего не видел, по крайней мере, не обратил внимания. Седжман помнил, как махал Арчи Гривзу на прощание, – но это у них ежедневная традиция, – а потом запер ворота. Но он не помнил ни женщину, которая металась по стоянке, ни убегавшего юношу, ни быстро ехавший автомобиль, ничего подозрительного.
– Все как обычно, – сказал Седжман. – Я закрыл ворота, сел в машину, припаркованную неподалеку, и отправился домой.
Небо было свинцово-серым, красное солнце низко висело над крышами. Сегодня Бёрден надел серый утепленный пиджак от «Кили», теплый, как печка, скрывающий худобу. Жена Бёрдена Дженни уехала к матери, под Майрингем. Теща Бёрдена совсем недавно перенесла операцию, и ей требовался уход. Бёрдена это беспокоило, он стал нервным и раздражительным, скучал по жене и маленькому сыну, но не желал ехать к теще. Он хотел, чтобы его семья скорее вернулась домой. Когда Вексфорд заговорил, уже в машине, лицо Бёрдена стало одновременно сердитым и циничным.