— Бедная бабусечка! За что ей бог дал таких внуков? Уж лучше быть одинокой, чем иметь таких родственников… — причитала она, утирая льющиеся ручьем слезы. — Какие гадости они говорили! Я чуть не умерла от стыда…
— Ну не реви ты, дурочка, — неумело успокаивал ее Эдуард Петрович. — Все уже позади… Ты теперь наследница…
— Я же сказала, что мне ничего не надо! — воскликнула она. — Я отказываюсь!
— Вот это ты зря… Мать искренне хотела тебе помочь, сделала единственный правильный поступок за всю свою жизнь, а ты отказываюсь…
— Но они считают меня убийцей! А если они так подумали, то подумают и другие…
— Убийцу скоро найдут, так что с этим проблем не будет. — Эдуард потрепал девчушку по голове. — А с этими двумя горлопанами, если она вдруг попробуют на тебя наехать, я разберусь…
— Со всеми горлопанами буду разбираться я, — прервал его Петр. — Меня для этого и наняли.
— Мне ничего не надо, — упрямо твердила Аня. — Ничего…
— Тебе что квартира не нужна? — накинулся на нее Эдуард Петрович.
— Нужна, конечно, но… Она ведь не только мне нужна, многим, вон у бабуси два внука, а квартира, это ж очень дорого… Не справедливо будет, если все мне достанется… Надо продать ее и поделить деньги на троих…
Тут Эдуард Петрович не выдержал и заливисто рассмеялся.
— Ну, Анюта, ну даешь! — хохотал он, утирая пальцами выступившие слезы. — Надо же быть такой наивной… Ты думаешь, Фросьске эта халупа нужна или Дениске?
— Если квартира не нужна, то деньги-то им нужны… Продадим и поделим…
— У Фроськи шуба стоит как твоя халупа вместе с подвалом и собачей будкой! Про Дениску я вообще молчу, этот пидорок только на парикмахера, наверное, тратит по штуке в месяц…
— А драгоценности? — не унималась Аня. — Они говорили про какие-то цацки…
— Да, Эдуард Петрович, — заинтересованно глянул на Новицкого адвокат. — Что за разговоры про коллекцию драгоценностей? Если такая, действительно, существует, то Элеонора Георгиевна зря не дала насчет нее конкретных указаний… Могут возникнуть сложности…
— Да нет никакой коллекции, — раздраженно отмахнулся Эдуард. — Придумала Фроська все! Конечно, мать всегда была неравнодушна к цацкам, и у нее действительно была когда-то целая шкатулка фамильных украшений, но я сомневаюсь, что она ее сберегла … Скорее всего, где-то лежит пара колье, не больше…
— Пара колье? — не поверил Петр. — Но даже пара старинных колье стоит приличных денег… Вы меня извините, конечно, но я видел, в каких условиях жила Элеонора Георгиевна и я сомневаюсь, что…
— А ты не сомневайся, — отбрил адвоката Эдуард. — Моя матушка любила пыль в глаза пустить. В последние несколько лет она искусно косила под старушку божий одуванчик, бедную, но гордую… На самом деле, я уверен, что у нее где-то заначена пара, тройка антикварных безделушек… Не коллекция? конечно, но что-то есть…
— Но откуда у бедной пенсионерки, которую к тому же, как я понял, обобрала собственная внучка, антиквариат?
— Вот вы, Петр Алексеевич, сколько раз с моей матушкой виделись?
— Три раза.
— И какое мнение у вас о ней сложилось?
— Милая старушка. Простая, бесхитростная, немного вредная, но это возрастное…
— Простая! — Эдуард Петрович поднял вверх толстый указательный палец. — Ключевое слово — простая! На самом деле Элеонора Георгиевна была далеко не простой женщиной. От рождения она имела титул княжны и носила фамилию Шаховская. Если бы не революция, мать была бы одной из самых титулованных и богатых невест России. И она никогда не забывала о своих корнях, никогда… Например, свою подружку Лизу Голицыну она всегда называла голозадой выскочкой, потому никакой аристократкой та не была, в Голицыну превратилась после замужества, а в девичестве носила фамилию Поварешкина…
— Но причем тут антиквариат?
— А притом, что мать Элеоноры Григорьевны, княжна Шаховская, в девичестве Анненкова, погибшая от рук пьяных красноармейцев в 1917 году, сумела припрятать огромную коллекцию серебра, драгоценных камней и фамильных украшений. Мне мать об этом самолично рассказывала. И, самое главное, все это добро не сгинуло бесследно, а попало в руки наследницы, то есть Элеоноры Григорьевны Новицкой, тогда, правда, она носила другую фамилию… — Он выставил вперед безымянный палец с красивейшим, увенчанным огромным камнем, кольцом. — Видите этот перстень? Ему триста лет. Сначала он принадлежал владыке Османской империи, потом главе семьи Шаховских. Рыночная стоимость этого кольца на сегодняшний день сто двадцать тысяч долларов. И таких колец в бабкином тайнике было штук десять, не говоря уже о диадемах, колье, камеях и так далее…
— Вам оно этот перстень достался в наследство? — восхищенно глядя на игру камней, спросила Аня.
— Как бы не так! Я выкупил его у одного жуликоватого ювелира. Оказывается, он периодически скупал с моей матери драгоценности, причем, нещадно ее обдуривал. Элеоноре на старости лет пришлось распродать фамильные украшения, чтобы прокормить себя и внучку, ту самую, которая потом выгнала ее из дома… Вот по этому я сомневаюсь, что от княжеского наследства что-то осталось, кроме пары паршивых колье…
— Но на этой паре вы все-таки настаиваете? — улыбнулся Петр.
— Настаиваю. А знаете почему? Потому что был в коллекции бабкиных цацок один комплект — колье, серьги, перстень — который передавался из поколения в поколение всем старшим дочерям клана Шаховских… Это был символ, талисман, если хотите, — по семейному приданию, этот комплект, приносил счастье всем своим обладательницам. Шаховские считали, что именно благодаря этой дорогой безделушке самыми талантливыми, удачливыми в браке, плодовитыми и здоровыми были старшие дочери… Но в семье моего прадеда девочек не было вообще, по этому гарнитур унаследовал материн отец Григорий Шаховской, а он в свою очередь подарил его своей юной супруге на свадьбу… Ей он, правда, удачи не принес, как я говорил, ее убили… — Он сделал паузу, потом добавил. — Но гарнитур сохранился до наших дней. Я его видел. Он безумно красив, особенно колье: три чистейших бриллианта на витой золотой цепочке… Изысканная простота… Элегантная роскошь… Браслет и кольцо в том же стиле: крупные камни в скромной оправе. Именно об этом гарнитуре вспоминала недавно Фроська, потому что Элеонора любила обвешивать внучку этими побрякушками, приговаривая: «Когда я умру, они станут твоими!». Она обожала Фроську, потому что девчонка на нее была жутко похожа, просто одно лицо, мать еще говорила, что именно в ней сосредоточились все фамильные черты Шаховских-Анненковых…
Он замолчал, и грустно улыбнувшись, опустился на диван. Петр тоже безмолвствовал, видно, обдумывал рассказ Эдуарда Петровича, зато Аня все уже обдумала и проговорила:
— Если я найду этот комплект, то передам его дочери Элеоноры Григорьевны… Раз драгоценности фамильные, ими должен владеть настоящий Шаховской… Только не эта ваша Фрося, ей я их ни за что не дам …
— Елена приемная дочь Элеоноры Григорьевны, именно по этому мать ей драгоценности и не даровала…
— И что же делать?
— Не делить шкуру еще не убитого медведя, — строго сказал адвокат. — Пока вы унаследовали лишь квартиру, ни о каких фамильных драгоценностях речь не идет, так что, мой вам совет, забудьте эти глупости… — Он ободряюще ей улыбнулся и добавил. — В права наследования вы вступите только через пол года, но переезжать можете уже в этом месяце. На этом Элеонора Георгиевна очень настаивала. Почему-то ей хотелось, чтобы вы въехали в квартиру сразу после ее смерти… Сразу, конечно, не получиться, но пару недель спустя, когда страсти поутихнут, пожалуйста. Ключи я вам дам.
— Но как же? — Аня по-коровьи захлопала глазами. — Сами же говорите, что в права вступлю только через пол года… А вдруг…
— Никаких вдруг! — отрезал Петр. — Если пристанет участковый, посылайте ко мне! Всех остальных, типа управдома, к черту.
— Может, все же подождать…
— Въезжайте, устраивайтесь, обживайтесь и ни о чем не думайте!