— Я нашла ее письмо, в книге, которую она всегда читала…
— Письмо? — Он все еще не верил ей. — Какое еще…
— В нем она назвала меня своей внучкой.
— Где письмо? — деловито осведомился Эдуард.
— Осталось дома! — Аня так разволновалась, что стукнула кулаком по кожаному подлокотнику дивана. — Но какое это имеет значение?
— А ты ничего не напутала?
— Нет, я дважды его перечитывала, в письме синим по белому написано, что она моя бабка. Вот я и пришла к вам, чтобы узнать правду… — Аня возбужденно завозилась. — Вы знали мою мать Александру Железнову?
— Не-е-ет.
— Она работала у вас домработницей. Такая маленькая, кривоногая, с плоским лицом…
— Шурка что ли? Конечно я ее помню… А что она твоя мать?
— Вот именно!
— Не и причем тут я?
— Вы с ней спали?
— Я? — обалдел Эдуард Петрович. — Ты что с ума сошла?
— Может по пьяни или с голодухи?
— С голодухи я, конечно, и не с такими тра… в смысле, занимался любовью… Но с Шуркой… — Он замотал головой. — Нет, с ней я точно не спал. Я в своем доме никогда… Табу!
— Но бабуся же ясно написала! — от волнения Аня даже заикаться начала. — Ч-ч-то я ее внучка! А кроме вас никто не мог сделать ребенка моей матери!
— Тебе сколько лет? — спросил Эдуард Петрович.
— Двадцать три, а что?
Он сосредоточенно кивнул:
— Я так и думал… Так вот, Анечка, в то время, как тебя делали, я мотал срок в Уфимской колонии строго режима. — Эдуард скривил рот в подобии улыбки. — Я не твой отец, извини.
Аня потеряно на него посмотрела и пролепетала:
— Как же так? Ведь бабуся… — Она закусила большой палец, всхлипнула. — Она не могла меня обмануть…
— Не знаю, девочка… — Эдик тяжело вздохнул. — Не знаю.
— Может, у бабуси есть еще сын? — встрепенулась Аня.
— Нет, у нее только Ленка, дочь.
— Тогда что же получается? — Она прикрыла рот рукой и чуть слышно прошептала. — Получается, что она моя мать?
— Ленка? Да ты что! Не выдумывай! Ленка бесплодна, это все знают! Она ни от кого не скрывает, что не может иметь детей…
— Но вдруг…
— Никаких вдруг! У нее с ранней молодости проблемы с гинекологией, мать ее по больницам таскала и по санаториям, но все бес толку! — Он рубанул воздух рукой. — Ленка бесплодна, это точно!
Лицо девушки тут же скривилось, и из ее глаз фонтаном брызнули слезы.
— Я ничего не понима-а-а-а-ю… — содрогаясь от рыданий, голосила она. — Ничего…
— Не реви, — по-учительски строго сказал Эдуард. — Слезами горю не поможешь… Тем более, что никакого горя нет. Подумаешь, старуха в маразме что-то напридумывала…
— Она не напридумывала! И у нее всегда было острое мышление…
— И богатое воображение, — закончил фразу Эдик. — Ей просто так захотелось, чтобы ты была ее внучкой, что она даже поверила в свою фантазию… Со старыми это бывает…
— Нет, Эдуард Петрович, вы ошибаетесь, — гораздо спокойнее сказала Аня. — Бабушка ничего не придумала… Если бы вы видели ее письмо, вы сами бы это поняли.
— Сделаем анализ ДНК? — подумав, предложил Эдуард.
— Что сделаем?
— Анализ, ты разве про такой не слышала?
— А… Слышала что-то… Но это, наверное, дорого и долго…
— А куда нам спешить?
— Это вам некуда, а мне… — Аня грустно улыбнулась. — Мне очень хочется побыстрее узнать правду. — Она надолго замолчала, собираясь с мыслями, потом глубоко вздохнула и заговорила вновь. — Не знаю, поймете ли вы меня, но я попытаюсь объяснить… Я всю жизнь была сиротой. Сиротой при живой матери. Она не любила меня, я чувствовала это, по этому была страшно одинока… У меня не было друзей, потому что я считала, что раз меня родная мать терпеть не может, то чужие люди и подавно… Но речь сейчас не об этом…— Аня тряхнула головой. — А о том, что у меня не было семьи: ни дядей, ни тетей, сестер, ни братьев… И вот я узнаю, что она есть, просто я о ней ничего до сих пор не знала. Оказывается, я не сирота! Оказывается, у меня есть бабушка… Да она умерла, но у меня есть память о ней, есть ее могилка, на которую я смогу положить цветы… И у меня есть отец… Честно говоря, когда я прочитала бабусино письмо, то первым делом подумала о вас… Эдуард Петрович, я была так рада, что это вы…
— Прости, Анюта, — он погладил ее по русым волосам. — Но я это не я. И ты не ее внучка, это точно. Внучатая племянница, это может быть. У матери были сводный братья, были двоюродные, так что вполне возможно кто-то из многочисленного клана Шаховских и обрюхатил твою мать, но это не я…
— Да, я понимаю… Но все равно, пусть не вы, пусть кто-то другой, но этот кто-то не абстрактный кобель, от которого мать меня нагуляла, это реальный человек, имя которого я теперь могу узнать!
— Каким образом, девочка?
— Я спрошу у Елизаветы Петровны Голицыной, она должна знать.
— Да-а, — протянул Эдуард, нахмурив свои кустистые брови. — Вета должна… Уж кому-кому, а ей вся подноготная нашей семьи известна.
— Тогда я побегу, — воскликнула Аня, вскакивая с дивана.
— Адрес-то хоть знаешь?
— Нет, — сникла она.
— Она где-то в районе «Сокола» живет, но мне не известен даже номер дома… Но ты не расстраивайся! У матери где-то должен храниться адрес Голицыной, она на свою память не надеялась, вот и записывала… Она с молодости такая была, даже день моего рождения в календаре заранее обводила красным, чтобы не забыть… Так что на полках с книгами поройся, где-нибудь и отыщешь…
Аня коротко кивнула и понеслась к двери.
— Доберешься или мне шофера попросить, чтоб довез? — крикнул ей вслед Эдуард Петрович.
— Нет, я на метро, — выкрикнула она на бегу. — До свидания!
— До свидания, — пробормотал он ей в спину. Когда же и она исчезла за дверью, Эдуард нажал кнопку на новом телефоне и проговорил. — Андрюха, Шурика пригласи ко мне.
Не прошло и двадцати секунд, как Шурик появились пред очами своего босса.
— Ты старуху Голицыну с кладбища увозил? — поинтересовался Эдуард Петрович, откидываясь на мягкую спинку кресла.
— Я.
— Адрес помнишь?
— Волоколамка, дом с маленькими балкончиками, девятиэтажный, напротив подземного перехода, визуально помню, подъезд два, квартиры не знаю, но старуха говорила, что живет на четвертом этаже.
— Квартиру вычислим с пол пинка: самая облезлая дверь — Голицынская. — Эдуард Петрович побарабанил пальцами по столу, пожевал нижнюю губу — раздумывал, в итоге принял решение. — Давай-ка отвези меня туда. Только «Линкольн» не бери, лучше что-нибудь поскромнее, «Фордик» что ли… И свистни там Тимоху с Панцырем, пусть тоже собираются. Все, через двадцать минут будь готов.
Шурик понимающе кивнул и быстрым шагом вышел из кабинета.
Адрес старухи Голицыной Аня нашла в ящике кухонного стола. На клетчатом листе, вырванном из школьной тетради, было написано: «Волоколамское шоссе, дом 10, кв. 86 — Вета». Сунув бумажку с адресом в задний карман джинсов, Аня выбежала из квартиры.
Добралась до «Сокола» за сорок пять минут. От метро доехала три остановки на трамвае. Нужный дом нашла сразу. Это было добротное каменное строение в девять этажей, из тех, в которые во времена «развитого социализма» селили военных в чинах и партийцев средней руки. Аня чудом справилась с кодовым замком на двери (ткнула наугад, оказалось верно), вошла в просторный холл. Поднялась на одном из двух лифтов на четвертый этаж.
Дверь квартиры восемьдесят шесть была, не в пример соседним, обшарпанной, хлипкой, с покосившимся номерком, даже коврик на полу поражал ветхостью. Аня аккуратно вытерла об него ноги, надеясь, что он не рассыплется под толстыми подошвами ее ботинок, и позвонила. Раздалась оглушительная птичья трель (в самый раз для глухой старухи, такой звонок не проигнорируешь), но никто не открыл. Подождав минуту, Аня позвонила еще раз.
К ее удивлению никаких звуков из-за двери не послышалось. Странно… Куда могла податься больная старуха на ночь глядя? В магазин, аптеку? Что-то не верится, что в такую темень и гололед, Голицына рискнет выходить из дома…