— Так вы уверены, что вам нужна правда? Даже если она будет горькой?
— Да что вы меня стращаете? — возмутилась Аня.
— Ответьте.
— Да, да, да! Я хочу знать правду, хочу познакомится со своей настоящей матерью…
— И вы не подумали о том, что ваша настоящая мать может оказаться, например, преступницей? Или не совсем здоровым человеком, проще, инвалидом?
— С чего бы это?
— Вдруг Элеонора Георгиевна отказалась от дочери неспроста? Быть может, она решилась отдать ее на воспитание только после того, как узнала о ней что-то нелицеприятное…
— Что можно узнать нелицеприятное о новорожденном?
— Наверное, я не правильно выразился. Я хотел сказать, что Элеонора Георгиевна отказалась от своего ребенка, узнав, что он, например неизлечимо болен, многие роженицы оставляют детей-инвалидов в роддомах…
— Вы знаете что-то конкретное? — осенило Аню. — Знаете, но боитесь мне сказать? Только я не поняла преступница она или инвалид? А, может, малолетняя наркоманка? Или маньячка?
— Не говорите глупостей!
— А вы перестаньте ходить вокруг да около! — вспылила она.
— Я должен быть уверен…
— Говорите! — почти приказала Аня.
И он подчинился.
— Кажется, я нашел незаконнорожденную дочь Элеоноры Григорьевны.
— Она в тюрьме?
— Нет, с чего вы взяли?
— Просто вы так долго меня готовили…
— Она не в тюрьме… Она не преступница и не наркоманка… Она инвалид.
— И где она живет?
— В подмосковном доме инвалидов.
— Что с ней?
— Я не имею представления, — честно признался Петр. — По телефону мне не стали объяснять… Но если мы поедем туда прямо сейчас, то узнаем через каких-то полтора-два часа…
— У нее ДЦП? — напряженно вглядываясь в лицо адвоката, спросила Аня, словно наделась прочитать ответ в его голубых глазах.
— Я сомневаюсь, что женщина, больная церебральным параличом, смогла бы родить…
— У нее нет рук? Ног? Глаз?
— Аня, если вы сейчас же не соберетесь, то мы никуда не поедем — на ночь глядя нас не примут, — с едва сдерживаемым раздражением проговорил Петр.
— Я готова, — бросила она, срывая с вешалки пуховик. — Поехали.
Пусть до первого этажа она преодолела за считанные секунды. Она неслась по ступенькам так, что длинноногий Петр насилу за ней поспевал. И к машине Аня подскочила первая, когда адвокат еще только выходил из подъезда, она уже нетерпеливо припрыгивала около передней дверки авто.
— Аня, когда я торопил вас, я не имел в виду, что вы должны нестись, как на пожар, — осадил девушку Петр. — Спокойнее, пара минут нас не спасет…
Аня оставила его замечание без комментариев, она молча села в машину, расположившись на сидении, уткнулась взглядом в окно, давая понять, что к разговорам не расположена.
Всю дорогу они не разговаривали, Петр пытался с Аней пообщаться, но на все его вопросы она отвечала односложно, иногда невпопад, так что он быстро отстал. Зачем терзать девушку, если она хочет побыть наедине со своими мыслями?
А мысли в Аниной голове проносились с космической скоростью. Сначала она думала лишь о том, что время тянется очень медленно, и хотела побыстрее оказаться в доме инвалидов, потом начинала волноваться, представляя долгожданную встречу с матерью, она страшно боялась, что встреча эта не оправдает ее ожиданий. Нет, Аню нисколько не заботило, что мать окажется безрукой или слепой (в конце концов, у ее мачехи был полный «боекомплект» конечностей, и что толку?), гораздо больше ее пугало, что женщина, увидев ее, страшно разочаруется, ведь ничего особо интересного она собой не представляет… Страшненькая, глуповатая, неуверенная в себе… Разве о таких детях мечтают родители?
… Когда они, наконец, подъехали к воротам интерната, Аня уже и не знала, стоило ли вообще сюда тащиться — за время пути она успела мысленно встретиться мамой, разочаровать ее, сгореть со стыда и покончить жизнь самоубийством, отравившись снотворным.
— Ну что же вы? — спросил Петр, недоуменно глядя на вжавшуюся в сидение клиентку. — Передумали?
— Нет, конечно, — не очень уверенно ответила Аня. — Просто собираюсь с духом…
— Соберетесь по дороге. Пойдемте.
И он первый вышел из машины.
Ане ничего не оставалось, как последовать за ним.
Интернат располагался на тихой улочке, ведущей к реке. Двухэтажное здание корпуса, обнесенное высоким забором, было очень красивым и старым, будто бы дореволюционным, скорее всего, когда-то в нем жил какой-нибудь помещик — уж очень строение напоминало усадьбу киношного Обломова. Дом был окружен высоченными деревьями: вековыми липами, тополями, каштанами, наверняка, летом здесь было просто чудесно.
Петр и Аня прошли по расчищенной дорожке к крыльцу корпуса. Поднялись на него, беспрепятственно вошли в холл. Он ничем не напоминал больничный, скорее гостиничный. И за стойкой сидела не старая грымза в застиранном халате, а симпатичная женщина среднего возраста, одетая в голубую униформу. В тот момент, когда Петр и Аня, вошли в фойе, она оживленно болтала с другой дамой, постарше, что сидела в глубоком кресле под искусственной пальмой (вторая в отличие от регистраторши облачена была в обычный костюм фисташкового цвета, Аня решила, что она тоже посетительница).
— Сейчас не приемные часы, извините, — вежливо проговорила регистраторша, завидев приближающихся к стойке посетителей.
— Меня обещали принять, — не менее вежливо отпарировал Петр, — я звонил сегодня вашему директору…
Услышав эту фразу женщина в костюме поднялась со своего кресла и направилась к ним.
— Здравствуйте, — приветливо поздоровалась она, внимательно глядя на Петра. — Это вы адвокат Моисеев?
— Да, это я.
— Меня зовут Ольга Петровна, директор нашего интерната, господин Елшин, поручил мне ознакомить вас…
— А сам господин Елшин не может с нами побеседовать?
— Он в столице, по очень важным делам, но я бухгалтер дома инвалидов с момента его открытия, и уверяю вас, смогу ответить на все ваши вопросы…
— Я не собираюсь устраивать аудиторскую проверку, — мягко улыбнувшись, проговорил Петр, как пить дать, решил, походя, очаровать и эту мадам. — Кажется, ваша секретарша меня не правильно поняла.
— Нет? Но она сообщила, что вы желаете проверить, правильно ли руководство интерната распоряжается средствами, которые ваша клиентка Элеонора Георгиевна Новицкая перечисляет на наш счет…
— Желаю, но другим способом.
Дама растерянно уставилась на Моисеева, приподняв выщипанную в ниточку бровь.
— Я не совсем понимаю, — наконец, проговорила она.
— Вам известно, что Элеонора Георгиевна умерла?
— Умерла? — вторая бровь тоже взметнулась вверх. — Когда?
— Месяц назад. И часть своих средств она завещала Невинной Полине Анатольевне…
— Полина живет здесь уже двадцать лет, я ее очень хорошо знаю… — Кивнула головой Ольга Петровна. — И все эти годы Элеонора Георгиевна перечисляла деньги на ее содержание. Вернее, в советские времена она приносила рублики в конвертике, тогда так было принято, а в последние годы просто переводила на счет интерната. Такое у нас практикуется, сами понимаете, на содержание инвалидов государство выделяет сущие гроши — здоровые-то никому не нужны, а уж больные подавно…
Дабы не дать вовлечь себя в дискуссию о плюсах и минусах государственного здравоохранения, Петр изобразил страшное нетерпение и торопливо спросил:
— Могу я познакомиться с Полиной Анатольевной немедленно? Дело в том, что у меня мало времени…
— Да, конечно… — Ольга Петровна опять поиграла бровями, подтянув их к самому лбу. — Только я не понимаю зачем?
— Я хочу убедиться, что средства, перечисляемые моей покойной клиенткой, шли именно на содержание госпожи Невинной.
— Но вы же в начале нашего разговора сказали, что не собираетесь проводить аудиторскую проверку…
— Я же не требовал показать мне документы, я лишь прошу познакомить меня с Полиной Анатольевной…