Выбрать главу

Михаэль заплатил за кофе, и они вместе вернулись в кабинет. Балилти сказал, что, по словам Орны, секретарши, у полковника немало проблем на работе.

— А кажется отличным парнем — даже слишком, чтобы это было правдой. — Балилти жалостливо улыбнулся. — Кто знает, может, он сделал что-то такое, чего Нейдорф не могла утаить, — не мне тебе рассказывать, что творится в этих кругах.

Когда Балилти ушел, Михаэль обдумал дальнейшие действия.

Придется просить Шорера поговорить с начальством Алона. Привозить его сюда на допрос невозможно; надо найти какое-нибудь нейтральное место и предотвратить огласку. «По крайней мере, пока не добудем доказательства», — утомленно подумал он. Неохотно переставляя длинные ноги, он пошел по коридору к кабинету Шорера. Шеф, как обычно, сидел, уткнувшись в гору документов и папок.

Шорер поднял голову, улыбнулся.

— Что новенького? — спросил он, явно не ожидая ответа. Услышав, что новости все-таки имеются, он слегка напрягся. Лицо его мрачнело все больше, а куча сломанных спичек на столешнице все росла, пока Михаэль говорил. Он пожелал как можно скорее увидеть чек, выслушал рассказ о том, какая полковник важная персона, поинтересовался его алиби на субботу, затем произнес: — Что ж, давно пора. За две недели — первый достойный улов. Но придется обрисовать картину Леви — без него я своей шеей рисковать не собираюсь. Ведь может так случиться, что он невиновен, и нельзя ломать человеку жизнь только из-за того, что он импотент. Если хочешь проверить его обувь, понадобится ордер на обыск; проведем опознание голоса с этой машинисткой Зелигманов. Что за жизнь такая! Что за страна, скажу я тебе… Ладно. Дай мне несколько часов, а вечером можешь начинать. Но не здесь! Слышишь меня? И чтоб никакой утечки!

Михаэль кивнул и согласился подождать, пока ему дадут зеленый свет.

Было шесть вечера, когда Шорер сообщил покорно дожидавшемуся Михаэлю, что подозреваемый задержан и готов к допросу.

Шорер позаботился обо всем, включая квартиру на улице Пальмах, которая использовалась для особых случаев, вроде нынешнего. Раффи, принимавший участие в задержании, позже вечером рассказал Михаэлю, что жена Алона была в состоянии полного шока. Она попросила, чтобы ей позволили увести из дому детей до начала обыска, крепко стиснула губы и, не получив ответа на единственный вопрос: что происходит? — больше ни о чем не спрашивала.

Полковника арестовали у входа в многоквартирный дом на улице Бар-Кохбы, когда он возвращался с работы. Он начал протестовать, но утих, когда ему сказали, что задержан он с ведома центрального командования и должен вести себя благоразумно.

Профессор Брандштеттер со второго этажа дома на улице Пальмах кивнул молодому человеку, которого знал как жильца верхней квартиры. Хотя встречались они редко, главным образом на лестнице, у профессора всегда находилось приветствие для приятного молодого соседа. Молодой человек, по всему видно, работал в Министерстве обороны, охотно платил взносы в домовой комитет, и с тех пор, как он поселился в доме, там прекратились шумные студенческие вечеринки. Профессор поглядел, как он поднимается по лестнице вместе с несколькими мужчинами и одной женщиной. «Наверно, секретное совещание военных. С ними весьма высокопоставленный офицер, — с серьезным видом сообщил он своей жене и велел не сплетничать с соседями. — Не забывай, речь идет о национальной безопасности».

Госпожа Брандштеттер сплетничать не собиралась — вот уж в жизни этим не занималась. И на слова мужа возражать не стала. Но госпожа Брандштеттер не выносила шума. Нередко ночью она не могла уснуть и бродила из кухни в гостиную, пытаясь забыть звуки, преследовавшие ее с тех пор, как двадцатилетней девушкой она жила в Берлине, и вот однажды из квартиры наверху послышались точно такие же. Это походило на дурной сон наяву и повторялось еще не раз. Плач, топанье ног, вскрики, иногда мужские, иногда женские. Ей часто казалось, что все это — лишь ее воображение, но ведь люди, встречавшиеся на лестнице, были настоящие! Госпожа Брандштеттер прекрасно знала — о да, уж она-то знала! — что молодой человек, исправно плативший взносы, плохой человек, и он только выглядит как еврей. С тех пор как он здесь поселился, она старалась уходить из дому как можно чаще.