— Об охране мог бы вспомнить кто-нибудь из экспертов, — сказал Шорер, как бы подсказывая начальнику, что ответственность лежала не только на Михаэле. — И потом, — переменил он тему, — я не понимаю, почему в Институте… почему ее не застрелили дома?
— В том-то и дело! — с готовностью откликнулся Михаэль. — Вот что я уяснил из всех этих разговоров об Институте: это был кто-то, кого она не считала возможным принять у себя дома. У них существуют всякие профессиональные правила на этот счет.
— Да, — с сомнением сказал Шорер, — но из ваших слов я понял, что у нее дома была комната для консультаций. Почему не там?
— Я уверен, что место назначила Нейдорф, — ответил Михаэль, не понимая, к чему ведет шеф.
— Да нет, я имел в виду, что Институт — рискованное место, чтобы планировать там убийство. Возьмите, например, этого Голда, который пришел расставить стулья: он мог запросто явиться чуть раньше. А убийство определенно было спланировано заранее: пистолет выкрали за несколько недель. Коль скоро вы крадете пистолет, следует очень тщательно все продумывать.
— Да, — сказал Михаэль, — но вы забываете, что она только накануне вернулась из-за рубежа. Видимо, просто не было выбора.
— Нет, не забываю, я помню об этом. — Шорер положил руки на стол ладонями вниз. — В том-то и вопрос: кто бы ни застрелил ее, он должен был иметь неотложную причину, должен был помешать ей что-то сделать. И когда мы ищем мотив, нам следует держать это соображение в уме.
Михаэль кивнул в знак согласия. Начальник управления переводил взгляд с одного на другого, и Михаэль увидел, как в его глазах блеснул огонек.
— Другими словами, вы думаете, нам следует сосредоточиться на лекции? — с сомнением спросил Леви.
Они кивнули, а Михаэль вздохнул: ведь ни о содержании лекции, ни о том, куда делся список пациентов, ничего не было известно.
Шорер пожевал сгоревшую спичку и, глядя в большое окно на плющ, поднимавшийся к третьему этажу, заметил, что, если погибшая была столь щепетильна, как все уверяют, у нее, должно быть, имелся бухгалтер, хранящий копии всех счетов и прочих документов, по которым можно выяснить, кто были ее пациенты.
Михаэль взглянул на него. Эта мысль явно не приходила ему в голову. Помолчав, он сказал, что повидается с бухгалтером, как только переговорит с ее дочерью, которая сегодня прилетает.
— Итак, вы полагаете, что в лекции было что-то, что могло угрожать кому-либо? — спросил Леви, подняв трубку и попросив Гилу принести кофе.
— Да, — подтвердил Михаэль, — думаю, что так. Но есть и другая вероятность: она обладала информацией, опасной для кого-то, кто не хотел, чтобы это стало достоянием гласности.
— Одно не исключает другого. Возможно, она собиралась обнародовать эту информацию в своей лекции, — сказал Шорер, ломая спички пополам.
— Скажите мне, мой ученый друг, вы утверждаете, что мы должны с самого начала отбросить все обычные мотивы — деньги, любовь, просто взять и отбросить? — спросил начальник, когда Гила вошла в комнату и поставила на стол поднос с тремя кружками кофе. Михаэль улыбнулся и незаметно подмигнул ей. Другие двое взяли свои кружки, не обратив на нее внимания.
— Я еще не полностью в этом уверен, но мне так кажется, — с сомнением ответил Михаэль, глядя на крупные капли дождя, стекающие по стеклу.
— Потому что это уже не в первый раз, знаете ли: мы нацеливаемся в одном направлении, а потом оказывается…
— Именно поэтому я тщательно разбирался во всем, что касается Института. Она не могла там встретиться с посторонним. Особенно в субботу утром, перед лекцией. Мы смотрели: никаких признаков взлома. Либо она сама открыла кому-то дверь, либо этот кто-то имел ключ. Не говоря уж о пистолете, о вечеринке и так далее.
В первый раз начальник управления не рассердился, что его прервали. Атмосфера в кабинете была мирной, все погрузились в свои мысли. Михаэль сильно устал; Шорер выглядел подавленным; и только Леви находился в обычном расположении духа. Может, это дождь действует умиротворяюще, подумал Михаэль.
— А что насчет этого Линдера? Кто проверяет его алиби? — осведомился Леви, поднимая глаза на пресс-секретаря иерусалимской полиции, в эту минуту входящего в кабинет вместе с начальником разведки, которого также ввели в команду. Оба выглядели уставшими. Гила внесла за ними еще две кружки кофе, а пресс-секретарь по имени Гил Каплан — светловолосый молодой человек, недавно назначенный на эту должность, — расправил пальцами усы и сообщил, что пресса постоянно осаждает его вопросами о «последних данных следствия».