Увидев разочарование на лице Михаэля, она сказала:
— Знаете, вы сейчас похожи на тех пациентов, которые чувствуют себя разочарованными после нескольких сеансов, потому что еще не произошло никакого ощутимого эффекта. Что конкретно вы ищете? — спросила она.
Он сказал ей, что исчезли все экземпляры лекции, а с ними заодно — список пациентов и подопечных Нейдорф и папка с ее финансовыми документами.
Да, она слышала об этом от ее домашних, когда навещала их днем.
— Дети в ужасном состоянии, особенно Нимрод; Нава выплескивает все наружу, и отношения у нее с Евой были теплыми, нежными, а у Нимрода — наоборот, очень сдержанными, и он всегда так замкнут…
Она извинилась — он ведь не это хочет услышать. Умные карие глаза, не отрываясь, глядели на него. Тогда Михаэль открыто сказал, что надеялся выяснить у нее, каково было содержание лекции, зачем кому-то понадобилось уничтожить и ее, и саму Еву Нейдорф.
Нахмурив лоб, француженка стала припоминать, что ей известно. Экземпляра лекции у нее не было, она ведь не знает иврита. Конечно, Еву что-то особенно тревожило, но она не сказала, что именно.
— Еву шокировало поведение одного из ее кандидатов, — задумчиво сказала Дюбонне. — Ни имени, ни пола она не называла, но ее весьма заинтересовал один случай, произошедший в парижском институте: очень уважаемый психоаналитик завел страстный роман с одним из своих пациентов. — На лицо Дюбонне набежало облачко, и глаза на секунду померкли. Затем она отпила глоток вина и продолжала: — Было уже очень поздно, я умирала от усталости, а Ева спросила: «Откуда вы узнали наверняка, что пациент сказал вам правду?» Я ответила, что искала доказательства и нашла их: свидетели в ресторанах, записи в отелях — тяжкое, омерзительное занятие, но необходимо тщательно все проверить, прежде чем исключить человека из психоаналитического сообщества и запретить заниматься своей профессией. Но я не уверена, — она снова пристально посмотрела ему прямо в глаза, — чтобы она собиралась говорить об этом в своей лекции. Я была вымотана после целого дня тяжелой работы, и предстоял еще такой же день. Я собиралась в отпуск… пациенты всегда плохо на это реагируют… тут нужна вся твоя энергия, а я уже не так молода.
Она улыбнулась и печально добавила, что ей не могло и в голову прийти, что они видятся в последний раз. Глаза ее наполнились слезами, и она произнесла, будто про себя:
— Так всегда бывает, человеку всегда кажется, что впереди еще целая вечность…
Что ж, беседа с Катрин-Луизой Дюбонне подтвердила, что разгадка связана с кем-то из пациентов либо подопечных Евы Нейдорф. Возможно, мотивом убийства была лекция, а возможно, и нет. В этом смысле беседа не дала ничего нового, но Михаэль, подумав, уверился, что движется в верном направлении. Существовала почва для разнообразных мотивов. Ему становилось ясней, чем когда-либо, что некто был до смерти испуган тем, что Нейдорф может предать огласке имеющуюся у нее информацию. То, как заинтересовал Нейдорф случай с парижским психоаналитиком, снова навело его на мысль о Дине Сильвер, но опереться ему было не на что, кроме своих подозрений, и он молча послал проклятие Балилти, от которого не было новостей уже десять дней.
Третья встреча с Дюбонне состоялась утром в воскресенье и носила более официальный характер. Катрин-Луиза дала показания под присягой и изъявила готовность оказывать любое необходимое содействие. Позже в тот же день она покинула страну.
Каждый раз на утреннем совещании Эли Бахар молча пускал по рукам банковские счета, которые успевал просмотреть накануне. Только чтобы выписать сведения по текущему счету Нейдорф, ушло два дня. Бахар проверил ее банковские депозиты за последние два года и составил таблицы с помощью полицейского компьютерщика, который помог ему написать программу. Некоторые суммы поступали в виде регулярных ежемесячных чеков, некоторые — наличными.
— А все могло быть так просто! — посетовал Эли. Ему приходилось тратить целый день, чтобы убедиться в том, что все пациенты и подопечные на самом деле оплачивали сеансы доктора Нейдорф.
Цилле он пожаловался на монотонность. Уже две недели он изображает из себя банковского клерка. Каждое утро, как только банк начинал работу, управляющий подводил его к сейфу, где находились папки с чеками, депонированными на счета клиентов, а в полдень он вручал Михаэлю плоды трудов своих. Призванный на помощь компьютерщик привлек его внимание к тому факту, что в прошлом году каждую неделю регулярно проплачивалась некая сумма наличными. Поработав со счетами Нейдорф за очередную неделю, Эли обнаружил, что она депонировала точно такую же сумму, на этот раз чеком, внесенным на банковский счет, который более нигде не фигурировал.