Вернутся они только при Лжедмитрии. Но это уже совсем другая история.
Персонально Шуйских-Мстиславских репрессии не затронули. Однако же позиции этого анти-Годуновского союза здорово пошатнулись. Их всё дальше отстраняли от государственных кормушек, с их мнением всё меньше считались.
Нужно было действовать.
Решили, не мудрствуя лукаво, попросту «грохнуть» главного соперника – Годунова на пиру у патриарха Мстиславских, князя Ивана Федоровича, которого Борис искренне уважал и даже называл себя его сыном. Но не выгорело. Каким-то образом Годунов обо всём узнал. Летопись не называет имени «стукача». Не исключено, что сам Иван Мстиславский и допустил утечку информации. Уж больно не по сердцу ему было это мероприятие. Опять же, царь наверняка осерчает, а он крайний. Может быть поэтому, когда заговор был раскрыт, с Иваном Милославским обошлись довольно мягко: хоть и постригли в монахи, но место в Боярской думе за сыном, Фёдором Ивановичем – сохранили!
Пострадали князья попроще: А. П. Куракин, И. М. Воротынский и В. Ю. Голицын. Шуйские снова выскользнули и на время затихли. Но только для того, чтобы весной 1586 года устроить в Москве настоящее восстание, сагитировав чернь и купечество против Годунова. Борис, в свою очередь удвоил жалование стрельцам, закрылся с царём в Кремле и стал ждать, когда голытьбе надоест, а у подстрекателей мятежа кончатся деньги. Примерно через месяц так и вышло! У Шуйских стал кончаться «золотой запас», и они могли в любой момент утратить контроль над московскими «карбонариями». Кроме того, до них, наконец, дошла мысль, что если они, добираясь до Годунова, перебьют охранявших Кремль стрельцов, кто потом будет проводить антитеррористическую операцию на улицах Москвы по принуждению гопоты к миру?
Так что как-то поутру припёрся митрополит Дионисий, постучался в ворота Кремля и предложил перемирие.
Этот дедуля, с виду Божий одуванчик, на самом деле вёл свою игру. Грезилось ему стать единоличным наставником набожного царя Фёдора. Эдаким русским Ришелье. Поэтому в глубине души не примирения сторон, жаждал Дионисий, а чтоб перебили противники друг дружку, расчистив для него поляну. Но на этот раз, скрепя сердце, приходилось ему посредником работать. Потому, как не время, да и больно уж голытьба распоясалась. Заодно очки перед Федькой-дурачком зарабатывал. Смотри, мол, надёжа-царь, как я за мир во всём мире стою!
В общем, стороны типа замирились. Но каждая из них, ясный перец, затаила.
И пока Годунов бродил по Москве, оценивая ущерб и разрабатывая план реновации, ему нанесли новый удар. На этот раз заход был со стороны престолонаследия. Пришел однажды хитропопый жучара Дионисий в Кремль, да не один пришёл, с представителями земства и прочей братвой, и подал царю Федору прошение, «чтобы он, государь, чадородия ради второй брак принял, а первую свою царицу отпустил во иноческий чин».
Другими словами, время идёт, а наследника у тебя Федька, как не было, так и нет. Непорядок. Так что, ты бы Феденька нынешнюю жену в проруби утопил, или в монахини постриг, или медведями затравил – на твоё усмотрение. А взял бы себе жену другую. К примеру, ту, что ещё батюшка твой Иван Грозный по прозванию «Четвёртый», для тебя, на всякий случай, про запас присмотрел.
И сильно ли ты, читатель удивишься, узнав, что как-то так вот вышло - что этой «запасной» женой числилась Агрипина Мстиславская?
Прошение, помимо Дионисия и представителей земства, подписали представители боярской думы, а так же авторитеты среди купечества и даже «представители посада» - ночные короли Москвы и пригородов. Расчёт был, что Федька-дурак испужается пойти против воли такого множества авторитетных пацанов. Не учли они двух вещей.
Первая – любовь. Любил Фёдор Иоанович свою жену. По-настоящему, крепко, искренне. И та, судя по всему, платила мужу тем же.
В своё время не испугался Федька даже своего папашу-маньячилу, который хотел его переженить на другой. Упёрся. «Хоть режь!» - кричал на грозного родителя. А тот и рад бы, да только накануне он одного сынка уже «замочил».
Что Фёдору теперь были эти людишки, которые и мизинца папкиного не стоили.
А вторым просчётом было то, что заговорщики недооценили Годунова. Думали, что «очканёт» Бориска переть против такой тьмы супротивников.
Только вот Годунов не испугался. Подошёл он к трону, на который царь Фёдор в виду сильного волнения с ногами забрался, поворотился к Дионисию и спросил невинно: «А в чём, собс-нно»?
А тот хорохорится, прошением перед носом Борисовым помахивает. Потому как повод – не отвертишься. Царица Ирка хоть и регулярно беременела, выносить плод до конца у неё никак не получалось. А нахрена царю жена, которая не умеет наследников рожать? Всё это Дионисий ещё раз торжественно царскому шурину изложил, сзади сочувствующие земцы и бояре одобрительно прогудели, и замолкли. Стоят, ждут, глазками посверкивая. Мол, что ответишь, пёс смердячий?