— Моя Марта тоже что надо, — уверил его Карл. — В общем, поэтому я и боюсь за свою жизнь.
Карл оставил Бобби с чипсами и колой. Началась сводка новостей: в Ревере закрутилась какая-то заварушка. Вооруженный преступник забаррикадировался у себя в доме и несколько раз выстрелил по соседям. Бостонская полиция вызвала группу быстрого реагирования, но ни одна из сторон пока не предпринимала никаких действий.
Да, ноябрь — забавный месяц. Люди совершенно беззащитны перед надвигающимся зимним мраком. Даже такие парни, как Бобби, барахтаются изо всех сил, лишь бы не сбиться с курса.
Бобби доел чипсы, допил колу, расплатился, и в тот самый момент, когда он решил, что пойти домой — это и в самом деле хорошая идея, у него на поясе вдруг запищал пейджер. Он быстро взглянул на экран — и в следующую секунду уже стоял на улице.
Тяжелый день. И, судя по всему, ночь также будет нелегкая.
Кэтрин Роуз Гэньон тоже недолюбливала ноябрь, хотя все ее проблемы начались в октябре. А если точнее, 22 октября 1980 года. Она в своем любимом наряде — коричневых гольфах до колен, темной вельветовой юбке и золотистой блузке с длинными рукавами — шла из школы домой, воздух был теплый, а солнечные лучи нежно касались ее щек. Кэтрин несла в руках книжки.
Сзади подъехала машина. Сначала девочка ее даже не заметила, а потом ощутила смутную тревогу, когда поняла, что за ней по пятам медленно движется синий «шевроле». Мужской голос произнес: «Эй, детка, не поможешь мне? Я ищу свою собаку».
А потом боль, кровь, сдавленные крики. По ее щекам текли слезы. Зубы впились в нижнюю губу.
А позже — темнота и ее еле слышный жалобный зов: «Здесь есть кто-нибудь?»
А после — и очень долго — не было ничего.
Как ей сказали, это продолжалось двадцать восемь дней. Кэтрин не могла этого знать. В темноте не существовало времени — только одиночество, длившееся без конца. Холод и тишина. Иногда он возвращался. Но по крайней мере хоть что-то. Ее окружала абсолютная, бесконечная пустота, которая могла свести с ума.
Ее нашли. Восемнадцатого ноября. Охотники обнаружили фанерный люк, пробили его прикладами и с изумлением услышали слабый крик. Они извлекли Кэтрин из подземной темницы площадью четыре на шесть футов, и ее легкие вдохнули морозный осенний воздух. Потом девочка видела свое фото в газетах. Огромные темные глаза, похудевшее лицо, тощее тельце. Она съежилась, как маленькая летучая мышь, которую внезапно вынесли на свет.
Пресса окрестила этот случай «чудом». Родители забрали Кэтрин домой. Дверь не закрывалась, впуская родных и соседей, дружно восклицавших: «Слава Богу!», «Подумать только!» и «Надо же, в самый праздник!»
Кэтрин сидела и позволяла им болтать. Она хватала еду с переполненных подносов и прятала ее в карманы. Голова у нее была опущена, плечи подняты до ушей. Она по-прежнему оставалась маленькой летучей мышкой и по каким-то необъяснимым причинам избегала света.
Приехала полиция. Она описала им мужчину, его машину. Они показывали ей разные фотографии, и она указала на одну. Спустя много дней или недель — впрочем, какая разница? — ее привезли в полицейское управление, где она взглянула на выстроившихся для опознания людей и торжественно указала на одного из них.
Полгода спустя Ричард Умбрио предстал перед судом. Кэтрин стояла на возвышении в своем простом синем платье и в лакированных туфельках. Она снова, уже в последний раз, показала на него. И Ричард Умбрио ушел навсегда.
А Кэтрин Роуз вернулась домой.
Она мало ела. Ей больше нравилось брать еду и прятать в карман или просто держать в руке. Кэтрин почти не спала, просто лежала в темноте, и ее невидящие, как у летучей мыши, глаза искали нечто, чему она не могла подобрать названия. Часто она, замерев, проверяла, можно ли дышать, не производя при этом никаких звуков.
Иногда на пороге появлялась мама, она стояла, нервно перебирая бледными пальцами, до тех пор, пока отец не говорил ей: «Иди спать, Луиза. Она позовет, если ты ей понадобишься».
Но дочь никогда не звала.
Прошли годы. Кэтрин выросла, распрямила плечи, отпустила длинные волосы и обнаружила, что обладает какой-то зловещей, но необыкновенной красотой, заставляющей мужчин замирать от восторга. Белая кожа, сияющие черные волосы и огромные наивные глаза. Мужчины с ума сходили от вожделения. И она ими пользовалась. Это была не ее вина. И не их. Она просто ничего не чувствовала.
Ее мать умерла в 1994 году от рака. Кэтрин стояла у гроба и пыталась заплакать, но рыдания казались неискренними и сухими.
Она вернулась в опустевший дом, стараясь больше не думать об этом, хотя иногда, совершенно неожиданно, ей представлялась мать, стоящая на пороге комнаты. «Иди спать, Луиза. Она позовет, если ты ей понадобишься».