Понедельник начался с шума и топота по коридору. Сергей ждал, когда его позовут. Нетерпение нарастало, ему хотелось, чтобы всё побыстрее началось и кончилось, ожидание было мучительно. Незнание времени также раздражало. Наконец, раздался лязг отпираемой двери, ему скомандовали «Руки за спину» и повели многочисленными коридорами, через многие железные двери, запертые внушительного вида замками.
После тесной камеры комната, куда его привели, казалась просторной. Два окна с решётками, шеренга из пяти стульев вдоль стены, противоположенной окну. Две двери – слева и справа. Ему велели сидеть и ждать.
Через минуту тюремщики ввели ещё трёх арестантов, и усадили на стулья. Все молчали, в воздухе чувствовалось напряжение подобное тому, какое бывает перед премьерой в театре.
В комнату зашли ещё три человека, среди них женщина, одетая в странного покроя серое пальто и шляпку. Один из сопровождавших её мужчин сказал ей что-то по-чешски.
Женщина вдруг улыбнулась жалкой улыбкой, какой побитая собака улыбается хозяину. Подошла к Сергею, неожиданно взяла его за руку и что-то сказала. Первое слово он понял, она назвала его имя – «Карел», точнее имя того, кем он сейчас стал. Женщина выдала ещё какую-то длинную фразу и попятилась.
В ту же секунду Сергей понял всё. Они привели жену Кубейки.
Человек, пришедший с женщиной сказал что-то резкое на чешском языке и тут же трое других арестантов вскочили. Их вывели в другую комнату.
Женщина продолжала что-то говорить, обращаясь то к сопровождавшим её людям, то к Сергею. Ей что-то отвечали, затем взяли под руку и вывели из комнаты.
– Занятно. Мы полагали, она тебя не узнает, а вышло наоборот – ты её не узнал. Занятно.
Говоривший кивнул конвоиру. Тут же руки Сергей оказались скрученными за спиной. Так и повели его за господином в тёмном, в тонкую полоску костюме.
Через пять минут он сидел на привеченном к полу табурете в уютном кабинете. Хозяин занял место за широким двутумбовым столом, покрытым зелёным сукном. Чернильный прибор, настольная лампа. За спиной хозяина кабинета – шкаф. Правее шкафа зарешеченное окно, выходящее на городскую улицу, у правой стены два свободных стула.
– Давай знакомиться. Меня зовут Герберт Шварц, я следователь по особо важным делам, буду вести твоё дело. Для начала разберёмся, по каким вопросам у нас есть полное согласие.
Он достал лист бумаги и вытащил из кармана пиджака автоматическую ручку. Дорогое удовольствие по тем временам, отметил Сергей.
– Итак. Зовут тебя Карел Кубейка. Или у тебя есть другой вариант имени?
Серей подтвердил, да, он Карел Кубейка.
– И родился ты 11 февраля 1869 года?
Сергей пожал плечами:
– Может быть. Не помню.
– Не помните свой день рождения? Пометим – не помнит, но не возражает. Семейное положение?
– Возможно, что женат. Так уверяла женщина, которую я видел четверть часа назад. Но я не помню её.
Следователь не удивился и записал сказанное Сергеем.
– Про детей тоже не помните?
– Нет. У меня странный провал в памяти.
Следователь ничему не удивлялся, лишь аккуратно записывал сказанные Сергеем слова в протокол.
– Ну а вероисповедание помните?
Сергей задумался – что сказать?
– Христианин. Точнее не помню. Возможно католик. А может – протестант.
– Родной язык какой?
– Немецкий.
И этому следователь не удивился. Спокойно записывал в протокол.
– Про родителей что-то можете сказать?
Сергей опять отрицательно покачал головой.
– Понятно. В школе учились?
– Я уже говорил – ничего не помню. У меня потеря памяти.
Следователь не спорил, записывал сказанное. Сергей всё более ощущал, что загоняет сам себя в тупик.
Через пол часа Герберт Шварц с удовольствием потёр руки и достал из портсигара папиросу.
– Угощайтесь.
– Спасибо, не курю.
– Как желаете.
Шварц закурил папиросу, откинулся на стуле и с посмотрел на Сергея с чувством превосходства. Сверху вниз.
– Завтра пригласим сюда самых квалифицированных докторов. У вас уникальная болезнь – не помните о себе ничего, кроме того, что было записано в вашем паспорте. Даже родной язык забыли. Родной язык забыли – кое-как понять можно, чего не случается в мире. Но как вы вдруг по-немецки заговорили, вот вопрос. Не было такого случая в медицинской науке – чтобы человека вдруг – положим, по голове ударили – заговорил на другом языке. Хорошо, что хоть на немецком, а то бы вдруг на каком-нибудь китайском – где бы переводчика искали? Кстати, госпожа Кубейка подтвердила, что её муж знал немецкий. Правда, плохо. Но это ничего, хоть что-то. Ещё, кстати, она говорила, что её муж много курил, а ты не куришь. Ни вчера, ни позавчера не вспоминал о папиросах, коридорные отметили, что табака не просил. Ну ладно, это мелочи. Из-за потери памяти забыл, что такое курить. Бывает. Ну а с какого момента хоть что-то помнишь?