Со стороны дома послышался шум. Наверное, приехали дети. Я встал и пошёл навстречу своему будущему, которое, как только что выяснилось, и не было моим.
Похороны
Гроб с телом Анны Андреевны для прощания был выставлен в холле возглавляемого ею фонда. Огромное помещение вместило в себя не менее пяти сотен народа. Люди по очереди подходили к гробу и клали цветы. Я, Лена и дети стояли в стороне. Рядом были Виктор и Андрей, по всему залу рассосредоточились охранники. В самом начале церемонии к нам присоединились тётя Зина и Иван, о которых говорила в своём последнем послании Анна Андреевна, и о которых я, как о близких семье людях, естественно, уже знал всё, что мне нужно знать.
Тётя Зина – самая древняя мамина подруга, с которой она дружила с незапамятных времён, ещё до нашего с братом рождения. Сейчас в её глазах я видел неподдельное горе, граничащее с отчаянием, как будто часть её самой сегодня уходила вместе с Анной Андреевной. Мама была права, так изображать горе невозможно. Это искренне. Даже дети мои, т.е. Олега, не дотягивают. Расстроены – да. Наташка едва скрывает слёзы, Семён напрягся, как заведённая пружина, – вот-вот рванёт. Но они не раздавлены. Через день-два, а то и раньше, дети успокоятся, и жизнь потечёт своим чередом. У тёти Зины уже не потечёт. Это будет совсем другая жизнь. И даже то, что последние два года она жила в Швейцарии с сыном, и приезжала в Москву раз в два-три месяца, не отдалило подруг друг от друга. Они с мамой каждый день общались по телефону, делясь своими чувствами, переживаниями, планами, мечтами… воспоминаниями. Ведь прошлое у них было одно на двоих.
Тётя Зина, или Зинаида Артёмовна, с сыном Иваном долго жили с нами, её муж служил вместе с моим отцом и погиб, когда ему ещё и тридцати не было. Отец тогда взял семью погибшего сослуживца под своё крыло. Мы же с Ванькой росли вместе, и потому у меня был не один брат, а два. Через всю жизнь мы пронесли эти братские чувства. Отец любил Ивана, как сына. Когда я, то есть Дмитрий, остался в науке и не принял предложение отца стать его левой рукой, правой же стал Олег, это место занял Иван. Когда Пётр Алексеевич умер, Иван теперь уже Васильевич стал правой рукой Олега, точнее возглавил отраслевой банк, который также входит в нашу империю, и через который идут все наши финансовые потоки. Последние десять лет он, в основном, живёт в Швейцарии, хотя в Москве бывает не реже раза в месяц. Два года назад перевёз туда тётю Зину, так и не женился, всю свою жизнь посвятил финансам и духовному росту: занимается йогой, знает боевые искусства, сведущ в религиях, тайных и не тайных духовных и эзотерических течениях. Обо всём этом я узнал от Виктора.
Сегодня же утром Иван прилетел в Москву вместе со своей мамой Зинаидой Артёмовной, которую мы с братом всегда называли тётей Зиной. Во всём мире не приняты подобные обращения, но мы игнорировали подобный порядок. Олег запретил своим детям называть его по имени, признавая только «папу». Лену при нём они также обязаны были называть мамой, хотя в Лондоне, когда Олега рядом не было, они звали её Хелен на английский манер.
Пообщаться с Иваном пока что не получилось, только несколько ничего незначащих фраз в присутствии Виктора, который при нашей встрече сказал значительно больше слов, чем я.
К нам подходили знакомые, выражали свои соболезнования и отходили в сторону. Среди них были и высокопоставленные государственные чиновники, и члены финансовой элиты с жёнами, и известные деятели культуры. Кое-кто пытался со мной поговорить, но роль собеседника на себя всё время брали Лена, Виктор и Андрей. Я вставлял ничего не значащие слова, кивал, когда этого от меня ждали, и делал вид, что знаю тех, с кем общаюсь. Всё общение было сведено к максимально возможному минимуму, не только потому, что я мог проколоться, но и потому, что я не хотел общаться. Для меня было гораздо важнее наблюдать за людьми, которые проходили мимо.
Я смотрел на эту публику и думал, что всех этих людей или почти всех я должен знать, однако не знаю. Они же не только меня знают, но и имеют своё мнение обо мне, об Анне Андреевне, о Лене и детях. Сложно понять, что прячется за скорбными полуулыбками. Что все эти люди думают о том, что происходит в стране? Знает ли кто-нибудь из них, что мы на пороге последней в истории человечества войны? Во что они верят? Какому богу служат? Любят ли страну, в которой живут? Или хотя бы уважают?
Выразил свои соболезнования и Крис Стоун со своей дочерью Лиз, после чего он откланялся и отправился по своим делам, у него на сегодня ещё назначена пара встреч. Вечером же он обещал наведаться к нам на ужин. Его вежливый взгляд прозрачен, смотрит вроде бы дружелюбно, но как будто мимо. А что в голове?