Вот так, ни много ни мало: будущее науки и страны. И у этого будущего есть недоброжелатели. Я сразу же захотел туда отправиться и собственными глазами увидеть своё наследство. Обязательно сделаю это уже сегодня.
По завещанию Анны Андреевны всё её имущество, которое ограничивается коллекциями картин и оружия, доставшимися ей от мужа, должно быть поделено между внуками: картины – Натали, оружие – Семёну при условии, что они не будут вывозить произведения искусства и древние артефакты из страны. Дети не удивились такому условию; они хорошо знали, что бабушка была патриоткой. Да и она неоднократно озвучивала своё решение вслух в моменты их встреч. «Если вам не нужны эти шедевры, не берите грех на душу – не продавайте, – говорила она, – лучше отдайте в Пушкинский или какой-нибудь другой музей. Это – достояние страны. Мы всего лишь хранители этого достояния».
Внушительная стоимость коллекции привлекла моё внимание. Я неоднократно уже бывал в западном крыле своего дворца, где в нескольких солидных залах на стенах развешаны картины разных художников, от передвижников до современных отечественных мастеров, а в стеклянных витринах лежит холодное оружие разных эпох: от найденных в скифских курганах наконечников для стрел до сабель и шашек первой мировой войны. Отец начал собирать эту коллекцию ещё в восьмидесятых, когда у него появились деньги и возможности. Анна Андреевна после его смерти продолжила это дело, приобретая талантливые произведения современных художников. Для многих из них девяностые и нулевые годы оказались настоящим испытанием, и моя мама считала своим долгом поддержать отечественное искусство покупкой их картин на выставках и аукционах.
И опять последняя строчка завещания была адресована Олегу. Анна Андреевна просила в ней позаботиться о благотворительном фонде, чтобы фонд и дальше помогал нуждающимся в поддержке отставникам. В память об отце.
После того, как нотариус покинул зал, я обратился к Лене и Натали:
– Может быть, кто-то из вас захочет занять место бабушки в фонде?
– Пап! Я же учусь, – парировала Наташка, которая после окончания официальной части из почти английской леди в одно мгновение превратилась в обычную русскую девчонку с тёмно-русой чёлкой поперёк лба. Цветом волос она пошла в мать. На фотографиях, которые я изучал всего пару недель назад, и запечатлевших дни нашей молодости, Лена выглядела красивой стройной блондинкой в стиле восьмидесятых с прямыми длинными волосами. Теперь же краска изменила цвет её волос, сделав их более тёмными с золотисто-рыжим отливом. Да и причёска уже не та: простоволосая девушка навсегда ушла в прошлое, теперь это была леди всегда с ухоженными и уложенными в причёску волосами, едва достававшими ей до плеч.
– Вряд ли это возможно, – сказала Лена, – мне нужно быть в Лондоне с детьми. Ты же знаешь, я не могу их там оставить одних, а дела фонда требуют присутствия здесь, в Москве.
Другого ответа я и не ожидал, но предложить стоило.
– Может быть, мама захочет продолжить дело подруги, – неожиданно предложил Иван, имея в виду тётю Зину.
– Почему бы и нет? – спросил я, вопросительно оглядывая присутствующих.
Лена неопределённо пожала плечами, Наташа и Семён подняли руки вверх, как школьники, и почти одновременно произнесли:
– Я – за.
У меня возражений также не было. Если это поможет тёте Зине чувствовать себя полезной продолжательницей дела её подруги, то возможно пойдёт на пользу и ей, и фонду. Я согласно кивнул.
– Сегодня же поговорю с мамой, – сказал Иван, – я уже давно обдумываю вернуться в Москву, надоела Женева. А маме – тем более, она скучает.
– Как можно скучать на Женевском озере? – искренне удивилась Наташка.