– Может быть, – не стал спорить я, – в таком случае мы с ним уже давно знакомы и достаточно долгое время находимся под одним небом.
– Ладно, хватит, – решил остановить разговор Виктор, – а то ещё немного, и мы от инопланетян перейдём к Инферно, Дьяволу, Богу. Нам только богословских бесед здесь не хватает.
– На самом деле не хватает, – не унимался Иван, – ведь Голиаф на фреске – это может быть и есть Инферно в каждом из нас, Инферно, проявленное в нашем мире, стремящееся поработить и подчинить себе удивительное Божье создание – человека?
– Ты, брат, там в Швейцарии совсем чокнулся. Я понимаю, если бы где-нибудь в монастыре месяцок прожил и тебе там мозги совсем запудрили, – Виктор произнёс достаточно грубое слово, – но ты же в самой цивилизованной стране живёшь?! К тому же банкир – самая рациональная профессия на земле.
– Ошибаешься, – возразил Иван, – страна-то может быть и цивилизованная, и во многом с очень правильной организацией жизни, но банки, деньги, мой друг! Они не дают забыть об Инферно. То, как эта система работает, что она делает с людьми, – есть в этом что-то нечеловеческое, дьявольское.
– Ну, ты философ!
– А я думаю, – решил я прервать их то ли спор, то ли перепалку, то ли разговор на щекотливую тему, которая не нравится Виктору, – я считаю, что Голиаф – это узость восприятия и однобокость мышления (в сторону силы) современного человека. И если России что и предстоит победить в первую очередь, так это этого врага – неумение пользоваться своим умом при неуёмной физической силе. Я обратил внимание, вот Андрей – выдающийся ум, блестящее образование, а что у него в личной жизни? Молоденькие восемнадцатилетки сменяют друг друга. Он мне сам рассказывал. Красиво, стильно, а души нет. Причём, он даже не понимает, что делится со мной тем, что у него болит. Он в полной уверенности, что так и должно быть.
– А вы с Леной? – я обратился к Виктору. – Не можете сложить два плюс два? Что сделать, чтобы быть вместе? Просто быть. Она через две недели собирается в Лондон. Зачем, если ты здесь, а дети выросли? Вполне можно туда летать на выходные, на семейный обед. В будни-то наверняка они и не видятся вовсе, у каждого своя квартира. Зато ещё год-два и сопьётся от одиночества, страха и горьких дум.
Виктор пристально смотрел на меня. Иван тоже отставил свой стакан с вином, которое он так и не выпил, в сторону.
– Скажи, – решил я спросить Виктора прямо, – что ты сделал с бывшими владельцами своего бизнеса?
Виктор ничем не показал, что мой вопрос удивил его, хотя должен был. Наоборот, он вмиг сделался чересчур спокойным. Именно это чересчур и выдавало его волнение.
– Один был вор, вывел почти миллиард бюджетных денег в офшоры. Он сейчас сидит, и пусть сидит. Другой – настоящий самородок, изобретатель. Пришлось сфабриковать под него небольшое дельце, но он уже освободился. Я же оформил патент на его имя, выкупил у него право на патент, обеспечив, таким образом, ему безбедную старость и возможность ещё что-нибудь изобрести. Если бы я не забрал его производство себе, это обязательно бы сделали другие, и, поверь, они не стали бы с ним церемониться – выкинули бы на улицу без гроша или вообще убрали бы с дороги, как мусор.
– Ты уверен, что поступил правильно? – спросил Иван.
– Я поступил, согласуясь со своими и его интересами. Мне нужен бизнес, ему нужна свобода и возможность жить и изобретать. Я ему предоставил и то, и другое. В тюрьме он был недолго, всего пару месяцев, потом все обвинения с него были сняты. Получив внушительный счёт в банке, по-моему, он остался доволен. Кроме того, он теперь возглавляет небольшую, принадлежащую мне, лабораторию, где продолжает изобретать и дорабатывать свои проекты. Я – не дурак, чтобы умными людьми разбрасываться.
– Да, не дурак, – согласился я, – а что с третьим?
– Третий – это бандит, в конце девяностых провёл рейдерский захват предприятия. За одно ему спасибо: за все эти годы он его хотя бы не разрушил, о процветании не говорю. Когда пошли заказы, завод ожил. Управленец он никакой, да и за дела свои отвечать надо. Привлечь я его не могу, бумаги уже давно все в норме. Я действовал его же методами – вот на своей шкуре он их и испытал. Поделом ему. К тому же, здесь я выполнил не свою волю: работающие военные заводы должны быть в руках государственников.
– Чем ты лучше этого бандита, если действуешь его методами? Впрочем, не нам тебя осуждать или одобрять, – сказал я. – Ты действовал, как считал правильным и нужным. А сколько людей действуют, как они считают, правильно, а результат – плачевный?! Значит, неправильно. Стереотипно. Но неправильно.