Выслушав много добрых слов о том, как рано Дмитрий Петрович покинул нас и институт, я пригласил всех маститых и не очень учёных во главе с директором посетить сегодня кладбище, где на могиле Дмитрия и его семьи будет установлен памятник и проведена панихида. Директор уже знал об этом событии, которое он никак не мог пропустить, ведь академик Айдашев был гордостью его института. Он согласно кивнул. Двое подошедших позже учёных также подтвердили, что непременно будут. Самые же маститые сослались на неотложные дела и удалились. Я понял, что и на панихиде их не будет. По-видимому, у Дмитрия с ними были формальные отношения.
Ещё раз крепко пожав мне руку, ушли двое неформалов во главе с директором, который любезно оставил меня наедине с сотрудниками лаборатории, хотя, подозреваю, ему было интересно, о чём мы будем говорить. Впрочем, он об этом узнает уже сегодня. На панихиде я сообщу ему своё решение, принять которое нужно срочно, потому что необходимо освободить помещение и решить проблемы с оборудованием.
В лаборатории был длинный стол, за которым, по-видимому, ранее я и проводил совещания сотрудников. Здесь мы обсуждали наши дела, перспективы, проблемы, планы и т.д. И сейчас, сам того не подозревая, я занял именно то место, на котором ранее обычно и сидел. На это мне сразу же указала одна из сотрудниц – дама примерно лет сорока, с крашеными в пепельный цвет и уложенными в причёску волосами, как будто она пришла только что из парикмахерской. Впрочем, может быть, так оно и было.
– Как же Вы, Олег Петрович похожи с Дмитрием Петровичем! Не отличишь! Даже место выбрали его, как будто чувствуете, где он обычно сидел, – женщина говорила быстро, немного смущаясь, но по-деловому.
Я знал, что это Вера, одна из моих учёных физиков, кандидат наук. Она вместе с мужем, тоже кандидатом, работала в лаборатории со дня её основания. Её муж, Георгий, сейчас тоже был здесь. Скоро они должны были защищать докторские диссертации, которые, как я понял из досье Виктора, уже были почти готовы. Теперь, когда Дмитрий официально мёртв, защитить диссертацию по холодному ядерному синтезу стало невозможным. Это и ранее было проблематично, теперь же и заикаться об этом не стоит.
Я сразу заговорил по существу.
– В день памяти Дмитрия, – начал я, – мне хотелось бы сказать, что я выполню его волю, изложенную в завещании, и сохраню лабораторию. Но после того, что произошло с вашими коллегами, я понял, что этого делать не стоит. Продолжать его дело означает поставить всех вас под удар. Поэтому я закрываю эту лабораторию, тем более что вы уже все, насколько мне известно, пристроены в головном институте. Оборудование мы переведём на баланс института ядерной физики. Однако в память о брате, его жене и коллеге Алле Фёдоровне, погибших физиках, я дал распоряжение выложить его доклад по холодному ядерному синтезу в интернет.
Я назвал сайты, на которых можно посмотреть доклад, зачитав их название по бумаге, которую накануне Виктор передал мне, как отчёт о проделанной работе.
– Это серьёзные сайты, с них не так просто удалить размещённый материал.
Вера и Георгий не скрывали своей радости. Остальные люди вроде бы и обрадовались, но также я заметил в их взглядах нескрываемый страх. Они были напуганы всеми происшедшими событиями.
Затем я дал слово Андрею, предварительно заявив, что хотел бы почтить память своего брата благодарностью каждому из его сотрудников. Андрей быстро и по-деловому раздал пластиковые карточки всем сотрудникам, не уточняя, сколько там лежит денег. Пусть это будет сюрпризом.
Дело было сделано, пришло время ехать на кладбище, куда я также пригласил и всех сотрудников лаборатории. Большинство из них выразили своё согласие. Но уйти мне не дали. Вера неожиданно взяла слово и заговорила: