Мы все дружно улыбнулись словам Семёна, которому до старости гораздо дальше, чем каждому из нас.
Было уже три часа ночи, когда мы отправились спать. Не знаю, уснёт ли Семён, ведь утром они с Леной и Наташей улетают в Лондон. Возможно, не уснёт и Виктор. Уходили из гостиной мы с ним последние, и я попросил генерала:
– Придумай что-нибудь, чтобы защитить Лену и детей. Очевидно, что они попадают под удар. Авиакатастрофу тоже можно представить, как случайное происшествие.
– Да, – согласился Виктор, – уже не первый день думаю. Сложность в том, что непонятно откуда и кто наносит эти удары.
– Тайное общество? – спросил я генерала, понимая, что он точно должен знать всё о таких организациях.
– Да, но не те, которые нам известны. Эти мы контролируем. Здесь же какой-то новый монстр подрос.
Виктор выглядел задумчивым и усталым.
– Может быть, это то, о чём говорил Иван? Наш аналог англосаксонского мирового правительства? – предположил я.
– Да, возможно. Но о его существовании нет достоверных данных. Либо это фантазии и желания нашей элиты, либо у этого псевдоправительства очень серьёзный уровень конспирации.
– Судя по всем убийствам, работали профи, – сказал я.
– Я бы сказал, не просто профи, а лучшие в своём деле. Такие услуги стоят очень дорого. Если это дело рук этого правительства, то у него неограниченный бюджет.
– Как в ФСБ могли просмотреть создание такой организации? – спросил я.
– Так ведь её же официально никто не регистрировал, – улыбнулся Виктор.
Встреча с президентом
Известие о том, что частный самолёт компании, на котором летели в Лондон Семён, Лена и Наташа, разбился, застало меня на пороге загородной резиденции президента. Звонил Андрей, мой вице. Его голос казался сухим, слишком сухим даже для делового Андрея. Именно эта чрезмерная сухость и указывала на то, насколько мой первый заместитель был потрясён. Как будто все эмоции вошли в ступор.
И этот эмоциональный ступор в тот же момент передался и мне. Услышав новость, я, на вид спокойно, слишком спокойно, отдал телефон охране, и молча в сопровождении двух человек из свиты президента проследовал в приёмную. Все мысли исчезли из головы. Ничего. Ни одной эмоции. Полный эмоциональный ступор.
Через пару минут пришёл президент. Он приветственно обеими руками пожал мне руку, обхватив своей левой рукой моё предплечье. Я сухо поздоровался с ним. Он понял моё состояние.
– А, новость уже дошла до тебя, – обыденно заговорил он, как будто речь шла не о гибели близких мне людей.
– Не переживай, твоих там не было, – спокойно и рассудительно продолжил он. – ФСБ провели операцию. Борт был пустой. Твоя семья сейчас летит на Сейшеллы, для них там зарезервирован отдельный остров, тот самый, на котором ты когда-то в девяностых отдыхал с семьёй. Генерал Пермяков сказал, что там вы с женой были счастливы. Пусть позагорают, дайвингом позанимаются. Опять же спа с лепестками экзотических цветов, релакс. Отдохнут и забудут весь этот кошмар: похороны за похоронами. А мы пока разберёмся с теми, кто на вас такую охоту объявил.
Президент говорил быстро, но чётко. Также быстро он сел в кресло, пригласив жестом меня занять место рядом.
– Но об этом никто не должен знать, – продолжил он.
– А пилоты? Обслуживающий персонал? – совсем не в тон перебил я его. Всё-таки известие выбило меня из колеи. Я вроде бы понимаю, что не нужно перебивать президента, но не могу не спросить.
– Я же сказал: весь борт летит на Сейшеллы, – спокойно ответил он, и пояснил:
– Другой борт. Наш самолёт, а люди ваши. Ваш же самолёт взорвали над Ламаншем. Наши люди взорвали. Никто не пострадал. Экипаж катапультировался. Сейчас все сми, особенно западные только и трезвонят, что об этой катастрофе. Пусть думают, что семья Айдашева погибла. Самолёт от взрыва разлетелся на куски, которые упали в море в разных местах. Так что в такой ситуации тел можно и не найти. Это естественно.
Президент налил из графина стакан воды и предложил мне выпить. Я не стал отказываться.
– Только об этом никто не должен знать, Дмитрий Петрович. Никто. Даже Иван … Тебе я говорю только из человеческих соображений: слишком много потерь для одного человека, пусть даже и потерявшего память. Ты же нам сейчас нужен в полном здравии, особенно это касается твоего ума. Идёт война. Война не на жизнь, а на смерть. Но победить в ней можно не оружием, а умом.
Президент знал, кто перед ним, и ломать комедию не собирался. Его манера обращаться ко мне по имени и отчеству с одной стороны и на ты – с другой, удивила и обрадовала меня одновременно. Он вёл себя со мной, как с человеком, которого хорошо знает. Однако с Дмитрием он не был хорошо знаком. Значит, президент рассчитывает на хорошие отношения со мной в дальнейшем.