– За Леночку, Семёна и Наташку.
Залпом выпив спиртное, он окинул нас с Иваном суровым взглядом.
– Я найду того, кто это сделал. Обязательно найду, – сказал он таким тоном, что сомнения не оставалось – найдёт.
– Конечно, найдёшь, – подтвердил его слова Иван. После небольшой паузы он вопросительно и, пожалуй, даже с вызовом посмотрел сначала на Виктора, потом на Павла.
– Мало нам камер. Теперь ещё и этот шпион-телохранитель должен быть всегда при тебе? – резко и недоброжелательно спросил он то ли меня, то ли Виктора.
– Это распоряжение президента, – спокойно ответил я, – прими это, как его проявление заботы о нашей с тобой жизни.
– Заботы? – пьяно ухмыльнулся Иван. – Пусть о стране заботится!
– Тебя развезло, – охарактеризовал состояние Ивана Виктор, – никогда тебя таким не видел.
– А я никогда ничего подобного и не испытывал, – парировал Иван, – понимаю, что жизнь – это всего лишь прелюдия смерти. Знаю, смерть – это начало, а не конец. Мы, здесь оставшиеся, в гораздо худшем положении, чем… они.
Иван не смог выговорить дорогих ему имён: погибшие, как он думал, сегодня в самолёте люди уже давным-давно стали его семьёй, другой у него не было.
– Мы ограничены жизнью, а они уже нет, – продолжил он нетрезвые рассуждения о бренности бытия, – их души свободны и готовы либо к новым перевоплощениям, либо навсегда покинуть колесо сансары. Вопрос не в том, что их жалко. Жалко нас, здесь оставшихся без них. И нам с этим жить… Без них.
Иван замолчал и как будто о чём-то задумался. В зале повисла тишина. Так мы и просидели в полной тишине до того момента, как вернулась тётя Зина и позвала нас всех обедать. Даже полковник Корчагин по указанию Виктора сегодня последовал с нами за стол, чем вызвал ещё большее негодование и удивление Ивана. Я же догадался, Виктор знает, что этот человек отныне всегда и везде должен быть рядом со мной.
Встреча в церкви
Ели мы все молча. Впрочем, есть не хотелось. Мне не хотелось. Военные же – Виктор и Павел – уминали обед за обе щёки быстро и решительно в полном молчании. Их аппетит не сломит ни одно горе.
Я обдумывал слова Ивана. Сегодня я увидел друга и почти брата с другой стороны. Безусловно, он патриот. Только от его патриотизма стране может быть ещё хуже. Такими же патриотами были те, кто заставил царя отречься от престола в семнадцатом. Патриотами были и те, кто руководил и свершал русские революции. Да и не только русские. Любые революции. Эти патриоты в своём желании для страны лучшего будущего – процветания и развития – отправляли на эшафот королей в Европе, расстреливали царскую семью в России, убивали попов и кулаков, уничтожали интеллигенцию. Они тысячами, сотнями тысяч клали на фронтах Гражданской войны солдат – ещё вчера рабочих и крестьян, самый что ни на есть простой люд, которые и есть страна. Неужели, чтобы сделать что-то доброе, нужно обязательно убивать и уничтожать? Не допущение ли таких средств для достижения своих целей и есть одержимость?
Я посмотрел на Ивана. Он ковырял вилкой в своей тарелке, держа нож в другой руке. Было очевидно, его мысли сейчас далеко. Продолжает «жевать», как всё плохо в стране и какие все некомпетентные идиоты вокруг, включая президента? Или уже жалеет о сказанном по пьяни и в горе? Но Иван не жалел. Он вдруг отодвинул тарелку с приборами в сторону и произнёс, совершенно не обращая внимания на то, что за столом посторонний:
– Виктор! Я сказал Олегу, что он должен изменить завещание и…
– Не стоит об этом сегодня, – спокойно прервал его слова генерал, – этот вопрос требует трезвого разума, не опьянённого виски и горем.
– Нет, стоит, – твёрдо стоял на своём не самым твёрдым от выпитого спиртного голосом Иван, – мы не знаем, кто следующий. Вдруг Олег? И куда тогда уйдёт отрасль? На аукцион? Тем, кто больше отката пообещает Кремлю?
– Тебя несёт не туда, – попытался прервать его тираду Виктор, но у него ничего не получилось. Иван продолжал:
– Распилят и не заметят. Разве я не прав? – спросил он и тут же сам ответил:
– Прав. Бюджету и тем, кто его жрёт, очень деньги нужны.
– Послушай Виктора, – теперь я попытался прервать его, – давай отложим этот разговор хотя бы до завтра. Тем более что после обеда я хочу отправиться в церковь.
Последние мои слова возымели на Ивана действие, подобное холодному душу. Он удивлённо уставился на меня:
– Ты? В церковь?…