Часть этого материала наверняка будет отменным, а нет сомнения, что люди страстно желают получить еще что-то от этого великого человека. Выиграют все, почему бы и нет? Что в этом плохого? То же самое насчет писем, над которыми все ученые начнут пускать слюни, когда они будут опубликованы.
Если бы Хем и в самом деле хотел, чтобы никто не мог прочитать его переписку, он бы в течение всех этих лет уничтожил бы все письма, а не стал бы аккуратно все хранить, даже копии под копирку.
Ханне показалось неестественным требование Папы скрыть или сжечь всю его корреспонденцию. Ведь он прекрасно понимал, что публикация этих писем всколыхнет интерес к нему, когда его уже не будет.
К тому же письма, равно как и посмертные издания, давали работу таким людям, как Ричард. И Ричард наверняка это прекрасно понимал.
Ричард же тем временем продолжал изображать из себя лектора.
– Мэри лжет. Выстрел из ружья, и Мэри получает возможность украсть работы Хемы и его личность. Два бесценных сокровища, и это еще слабо сказано. – Профессор криво улыбнулся. – В конечном итоге можно сказать, что он принял смерть от нее.
Ханна закатила глаза. Эта фраза наверняка была центральной в рукописи Ричарда. Возможно даже, что так называлась одна из основных глав. Он замолчал. Ханна понимала, что он ждет реакции, причем положительной. Но она не без дерзости остановилась на золотой середине, чтобы осторожно проверить свою теорию.
– Полагаю, это цитата из твоей рукописи.
Ханна покрутила обручальное кольцо на пальце, удивляясь, насколько тугим оно стало.
– Но, дорогой, если Мэри в состоянии так убедительно подражать стилю Папы, почему она не пишет свои собственные рассказы и романы?
– Отнеси это на счет ценности оригинального материала, – сказал Ричард. – К тому же нет необходимости проводить анализ незаконнорожденных работ Хема строчка за строчкой – ведь мне известен стиль поведения. Подумай вот о чем. Доктор Хосе Луис Геррера Сотолонго однажды видел в Финке, как Хем и Мэри целятся друг в друга из охотничьих ружей.
Ханна кивнула:
– Ну и что?
– Господи, Ханна, ты что, не слышишь, что я говорю? Хем и Мэри целились друг в друга из ружей. По крайней мере, со стороны Хема это самооборона. – Ричард поднял одну бровь. – Скажи мне, что я неправ, Ханна.
Ханна снова взглянула на человека, который шел за ними. Ричард упорно продолжал его не замечать. Ханна ускорила шаг и сказала:
– Господи, у меня такое впечатление, что я снова в твоем классе, Ричард.
– Тогда ответь на поставленный вопрос. – Ричард уже запыхался и, скорее всего, жалел, что отмахнулся от предложений этих двух добрых самаритян.
Ханна решила, что самое время начать сомневаться.
Он так обожал метод Сократа, но у нее тоже есть что возразить. Она родом из воинственного народа, быстро реагирующего на провокацию, памятливого и скорого на расправу. Кельты не были излишне щепетильны насчет смерти. Ее родственники считали, что можно вылечить эпилепсию, если выпьешь воды из черепа самоубийцы.
Она сказала:
– Там, откуда я родом, считают, что тело убитого кровоточит, если его касается убийца.
Ричард фыркнул:
– Что? Значит, нам надо выкопать Хема и потереть то, что от него осталось о Мэри, чтобы проверить, так ли это?
Ханна закусила губу, снова посмотрела через плечо. Ричард уже сильно потел, тяжело дышал ртом. Возможно, она об этом пожалеет, ведь знает же, что снова вызовет язвительную диатрибу или нападки на ее рассудок, но, черт побери, попытаться стоило.
Замедлив шаг, чтобы дать Ричарду отдышаться, она повернулась к нему и сказала:
– Человек, который, как ты считаешь, не следит за нами, уже совсем близко, Ричард.
Криди Испания,1937
ФБР у Хемингуэя особой привязанностью не пользуется, так что можно не сомневаться, что он затеет кампанию поношения Бюро… Его способность выносить суждения далека от идеальной, и, если уровень его трезвости остался таким же, как несколько лет назад, в их справедливости необходимо усомниться.
Дж. Эдгар Гувер«Чикотес» был набит до отказа вонючими, вшивыми и пьяными солдатами с фронта, журналистами, пишущими и нашим и вашим, трудящимися девушками, шпионами, провокаторами, безработными матадорами и левыми кинозвездами, прибывшими сюда для того, чтобы их потом красочно расписали в прессе дома.
Криди считал Испанию выгребной ямой – лучше всего, полагал он, постоять в сторонке и позволить этим ублюдкам уничтожить друг друга. И черт побери, любой успех в обуздании фашизма в Испании угрожает ускорить многообещающие события в Германии. Хемингуэй и Ласситер сидели рядком у стойки, наблюдая за всем, происходящим за их спиной, в пыльном зеркале. Криди осмелился усесться на стул у правого локтя Гектора Ласситера, так как это была единственная возможность в общем гвалте расслышать, о чем беседуют два писателя.