Семен с Авдеем ушли и унесли фонарь. В конюшне сделалось темно. Ванька лежал неподвижно. В углу под сеном что-то зашуршало. В стойле заржал вороной и забил копытами. «Крысы, - сообразил Ванька. - Вот и ржет конь, боится». О предстоящей порке он больше не думал, положился на Божью милость.
3
Отец Иоанн сидел за столом кельи и писал.
В дверь постучали. Отец Иоанн встал, открыл дверь. На пороге стояли два молодых чернеца.
- Прости, что потревожили тебя, отец Иоанн.
- Можете называть меня братом. Входите.
Чернецы вошли в келью, заговорили по очереди.
- О чём сейчас пишешь, брат? – спросил первый.
- Нам интересно, - признался второй.
- Придет время, прочту, - улыбнулся отец Иоанн. – Вы за этим пришли?
- Нет. Князь Юрьев вечерял с отцом настоятелем и попросил к себе в контору человека с хорошим почерком. Отец настоятель назвал ему тебя, - сказал первый чернец.
- Вы подслушивали? – удивился отец Иоанн.
Оба чернеца вскричали: - Нет, нет!..
- Мы прислуживали им за столом, - объяснил первый чернец.
- И отец настоятель велел тебе передать, чтобы ты утром шел в приказ, - сказал второй.
- В приказе же есть свой писец, - удивился отец Иоанн.
- Князь говорил, что их писец и палач заболели русской болезнью, - рассмеялся первый чернец.
- Оба-два в горячке лежат, зеленых чертей гоняют, - со смехом добавил второй. – И, значит, нужно тебе идти.
- Хорошо. Передайте отцу настоятелю, что с рассветом пойду.
- И правильно; князь обещал заплатить за услугу, – сказал второй чернец и вздохнул. - Вот если бы я умел красиво писать...
Чернецы ушли. Отец Иоанн вернулся к своим записям.
Он писал:
«Снова державным указом возвращен в обиход клич «Слово и дело». И означает сей клич преступление и наказание. Страшный клич и опасный. Для всех: для соседей, для знакомых, для тех, кто даже по случаю оказался рядом с человеком, этот клич провозгласившим. Ибо не известно, хочет донести он о злодеянии, или просто желает навредить кому-то из мести, из зависти. И ведь чаще последнее. Но известно другое: за «словом и делом» следуют экзекуторы, пыточные камеры, дыба, жаровни с углями. А дале рваные ноздри, каторга. Вот и страшно. И, услышав «Слово и дело», человек поспешно крестится и шепчет: - Спаси, Господи!.. Но не уберегает Господь от пыток в Сыскном приказе. Люди, там зло творящие, и не люди вовсе, а нелюди. Не потом, не трудом своим хлеб зарабатывают, а насилием. Только для вида эти оборотни в храмах молятся, духовным отцам персты лобызают. А вне храма сатане служат, за грош родных братьев, как Иосифа, продают, над отцами, как Хам, насмехаются. Ничего не меняется на земле. И как тут возлюбишь врага своего, Господи?»
Монах отложил перо и усталым взглядом посмотрел на икону, висевшую в красном углу. Тень от свечи шевелилась на стенке кельи и на лике Спасителя.
Иоанн вздохнул, посыпал песком запись, умылся в тазу, утерся и лег на полати. Но сон не шел. Опять и опять переживал он случившееся в трактире; видел белое от гнева лицо Семена, веселье в глазах Авдея, слышал клич Ваньки. Нельзя было к ночи поминать сатану, будь он проклят!..
Свеча догорела и погасла. Полная тьма окутала келью. Иоанн стал беззвучно молиться и вдруг понял, что идет ночью вдоль высокой крепостной стены. Земля под ногами пружинила. На гребне стены сидели вороны. Он шел мимо арки. Тьма за аркой казалась густой и плотной. И в той тьме мелькали прозрачные силуэты людей, тянуло жаром и серным духом. Вороны слетели со стен и клевали головы силуэтов. Ему стало жутко, и он побежал. Он мчался, что было сил. На бегу стал задыхаться, рванулся изо всех сил... и сел на полатях.
Тяжело дыша, он разлепил веки, огляделся и постепенно осознал, где находится. За окошком кельи серел зимний рассвет.
Отец Иоанн вспомнил, что должен идти в приказ, обреченно вздохнул, поднялся с полатей, закрыл тетрадь записей и стал одеваться.
4
Начальник московского Сыскного приказа князь Юрьев проснулся почти в полдень. На душе было муторно из-за вчерашнего проигрыша в вист. Проиграл он генералу от инфантерии Рябинкину все наличные деньги и четыреста душ крепостных с землей.