С каждым Морганием деталей становилось все меньше, пока строения не превратились в бетонные фигуры. От колеса обозрения остался скелет из расплавленного металла, отпечатавшийся в небе, а здание парламента представляло собой огромную плиту, кое-где небрежно расписанную под камень. Биг-Бен был безликой колонной, возвышавшейся над невыразительной грудой бетона. Даже в воздухе стоял запах не старых носков, а отдаленных пожарищ.
Тан ссутулил плечи-скелеты и засунул когтистые руки в складки темной мантии. В глубинах капюшона страшные глаза пылали лихорадочным возбуждением, вызванным отчасти страхом, отчасти ликованием.
Далеко на востоке замерли Сестры. Леди выронила из рук Скитальца. Дрожа, Флейта взяла Ярость за руку.
— Что я наделала, — заплакала она, — нужно было остаться в стороне. Я не думала, что он сделает это! Я была уверена, что он позволит людям жить!
В склепе зевнул вор Лампвик. Лимбу нечего было обновлять в каменной темнице, и он не слышал непривычных запахов. Он знал благодаря Актам и Фактам, что планирует Гримшо, но не более того. Он придумал несколько фраз на выбор, чтобы встретить ими Воплощение, когда оно вернется с очередным жалким провалом.
Чтобы хоть чем-то заняться, он сел прямо, откашлялся и начал репетировать их вслух.
Вытаращив свое внутренне око, читавшее будущее, Гримшо вскрикнул от страха. Будущее было так ужасно, что сердце демона замерло, и от немедленной смерти его спасло лишь то, что он в нем не нуждался.
Это действительно произойдет! Перед его внутренним оком расстилался конец света. Опустевшее озеро, поваленные камни, оголенная земля с выжженным и иссохшим зеленым покровом из деревьев, небеса, превратившиеся в хаос из кричащих птиц, туч и молний. Он увидел, как Могущественное Проклятие расправило крылья и вызвало ураганы, разрушавшие поля, леса и дома. Удары молний струились из его глаз, и одного рева было достаточно, чтобы обрушить целые города и обратить все в ад. Гримшо увидел, как Рыбку Джонса, и Сьюзан, и всех Благородных Людей поглотили белесые языки пламени, и Человечество было стерто с лица земли, его пороки и добродетели превратились в вихри праха, объятого огненной бурей.
Он увидел море, его беспокойные волны закипали и обращались в пар, а гора была свергнута со своей высоты, облака испарились, и темно-голубое небо объяло пламя. Он увидел, как осыпался подземный собор, его колонны и светящиеся камни крошились в пыль. Он увидел джунгли, как разрушались его затерянные города, а обезьянки превращались в пепел. Дерево, на котором он отдыхал, полыхало на фоне черного неба, а леопарды… красавцы-леопарды… ревели от боли, пока огонь сдирал с их костей роскошные шкуры. Наконец, он увидел монстра из озера, который больше не был могуч, мрачен и силен, он даже не был больше плотью и кровью, а лишь прахом среди другого праха.
Наблюдая за разрушением, Гримшо ощутил боль потери, и внутри него что-то сломалось. Вся эта поразительная красота, вся эта свирепая, дикая грация исчезнет в стремительных потоках огня. Стыд от потери хронометра, от неудачи со Страдальцами блекнул перед этой болью. Не стоил и слезы, не говоря уже о мире. Что значило восхищение других демонов в сравнении с удовольствием посещать Реальный Мир? Даже воспоминания, знание того, что мир был на месте, стоили бесконечного уважения таких, как Ханут и Тан.
Слезы текли по его лицу, когда Гримшо в ужасе наблюдал за тем, что Могущественное Проклятие сотворит с землей, которую он, неведомо для себя, полюбил. Небеса в кипящих облаках, солнце, сокрытое от мира, в котором не осталось даже крохотного, мельчайшего существа посреди серой пыли. Демон увидел самую темную из ночей, и он был ее создателем.
Гримшо снова открыл глаза.
— НЕТ! — взвыл демон.
Он побежал к Могущественному Проклятию.
Элис закричала, когда земля затряслась и берега Озера начали разрушаться, когда мощь Могущественного Проклятия вздымалась из его глубин. Повсюду градом сыпались камни, земля и обрывки деревьев. Снова послышался рев, и затем она внезапно почувствовала, как сотрясение стало ослабевать. Элис какое-то время лежала, хватая ртом воздух, сердце бешено колотилось, лицо было вымазано грязью и слезами.