Последним вылез Сергей. Машину запирать не стал. Внимательно оглядевшись, он спокойной походкой направился к нужному подъезду, будто всю жизнь прожил здесь. Когда человек идет уверенно и независимо, у того, кто случайно его увидит, возникает ощущение, что все в норме. Главное, чтоб без подозрений…
Вареник с Ниной пол руку пошли следом медленнее, вроде беседуя. Поднявшись на третий этаж, Нина показала на дверь квартиры.
— Здесь, — прошептала она.
— Ну и славненько, — ощерился Вареник. — Не трясись, жить будешь. Может быть, — добавил он с издевкой.
Сергей осмотрелся: три квартиры на этаже, жильцы явно не зажиточные, значит, в случае чего и проблем не будет.
Вареник поставил Нину напротив дверного глазка, пошелестел молнией куртки, вынул автомат. Они с Сергеем прижались к стене рядом с дверью.
— Звони, чего стоишь! — прошипел Вареник.
Нина жалобно повела на него глазами и протянула руку к кнопке. Ей пришлось нажать несколько раз, прежде чем звонок подчинился и хрипло прогудел. Даже Вареник поморщился от неприятного звука. За дверью было тихо. Вареник, держа в правой руке автомат, левой постучал себя по боковому карману куртки. Сергей понял, что он проверяет, не выронил ли отмычки.
Нина позвонила еще раз, и в квартире наконец послышались быстрые шаркающие шаги. Человек, подошедший к двери, на несколько секунд как бы затаился — смотрел в глазок, затем начал отпирать замки. Дверь отворилась, и моментально подскочивший Вареник с силой втолкнул Нину в квартиру. Раскинув руки, Нина влетела внутрь и, не удержав равновесия, растянулась на полу в коридоре. Вареник протопал по ней и помчался дальше. Сергей захлопнул входную дверь. Перед ним на полу копошились Нина и еще одна девушка.
— Нинка, ты что? — возмущалась та, пытаясь подняться.
Нина не отвечала — она сильно ударилась коленом и старалась прижаться к стене, ища опору.
Сергей пошел по коридору и заглянул в квартиру. Вареник метался по комнате, выкидывая вещи из шкафов на пол.
Сергей посмотрел назад: женщины уже разобрались в своих отношениях и сидели на полу, неотрывно глядя на него. Он подбежал к ним и, схватив за волосы, скомандовал:
— Вперед, кошелки! — и потащил обеих в комнату.
Вареник уже стоял посередине и держал в правой руке сумку с надписью: «Найк».
Глава четвертая
Вовка Ляфман, Алена, Игорь и Ольга стояли недалеко от моста через Волгу. Они наслаждались тишиной и покоем…
Кое-где в тенистых местах упорно боролся с весной грязный снег. Праздношатающихся горожан в это время здесь, на набережной, мало. Любители прогулок пока не решаются покидать теплые квартиры и подставлять спину холодному ветру… Первыми ласточками грядущих народных гуляний в этих местах всегда были собачники. Они выполняли благородную экологическую миссию — с помощью своих питомцев всех мастей подготавливали почву будущих лужаек для обильных всходов…
Игорь поднял воротник пальто и достал сигарету — скучноватое получалось мероприятие… Но Вовка — старинный приятель, раз в год можно и потерпеть совместное времяпрепровождение. Ольга, щурясь, рассматривала противоположный берег и вспоминала, как приятно было минувшим летом бродить по прибрежному песку босиком — душу охватывало чувство покоя, и отступали все мелкие обыденные неприятности. А крупных вроде и не было…
Алена прижималась к Вовке, понимая, что виновата перед ним: нужно объяснить ему свое поведение в кафе — он же такой ранимый! — но она пока не знала как. Ни для кого из присутствующих не было секретом, чем она занималась до встречи с Вовкой. Но Алена делала из этого секрет для самой себя: старалась не вспоминать, а когда случайно что-то напоминало о прошлом, ей становилось ужасно неловко.
Вовка огорчался искренне и сильно: задуманный как легкий и веселый, праздник превратился черт знает во что, и выхода из этой ситуации не угадывалось. Он решил начать нарочито трепливую речь, думая, что хоть этим сумеет раскачать ситуевину.
Ткнув пальцем в тучную даму, гуляющую в обществе почти такого же тучного сенбернара, Вовка затараторил:
— Есть такой подвид в общем человеческом племени: рабовладельцы. Мало того, что не живется им спокойно и тихо, они еще обзаводятся жертвами своих пристрастий. Жертвы эти бегают вокруг и около, гремя цепями; их учат выполнять глупейшие распоряжения, за неповиновение бьют, за послушание кидают кусок колбасы с хозяйского стола. — Вовка вошел в раж и принялся сценически жестикулировать, как бы иллюстрируя собственные мысли. — Такие отношения принято называть дружбой и любовью. Таков жаргон рабовладельцев, он говорит о степени интенсивности издевательств, и ни о чем больше.