— Нет, дочка, это ты там погибаешь… — тихо причитала мать. — Ты погибаешь… Все врет твой Набор. Врет! Как же ты забеременела от него, если так он благочестив, как ты рассказываешь? Как?!
— Мама ты просто не знаешь… И не понимаешь… Это священный ритуал, — строго сказала дочь. — Ритуал. А что я забеременела, это плохо. Отец Набор говорит, что дети не должны рождаться сейчас, потому что они не успеют понять своего греха и раскаяться пред Господом…
— Да в чем же грудные младенцы виноваты-то перед Господом?! — опешила мать.
— Все виноваты, — еще строже ответила дочь. — Грех лежит на природе человека. На самой природе…
— Да кто ж видел природу-то эту, чтобы говорить?! — слабо протестовала мать, уже, кажется, и не рассчитывая переубедить свою дочь.
— Бог видит, — ответила она. — Бог и говорит.
Я почувствовал, как браслет жжет мне руки.
Еще один знак. Сначала я встретил в самолете маленького мальчика по имени Анхель, который хотел быть со мной, но который меня испугался. Теперь вот последовательница отца Набора, который предвещает скорый Конец Света.
Мне вдруг отчаянно захотелось встретиться с этим божьим человеком. Возможно, он знает что-то, что важно для достижения моей цели. «Грех лежит на природе человека» — как это правильно! Об этом говорил и Источник Света!
Я повернулся и посмотрел на говоривших позади меня женщин.
— Сатана! — услышал я, но чей это был голос, я не понял.
— Это вы мне?..
Женщины смотрели на меня со страхом и недоумением. Их губы не шелохнулись, но я cнова отчетливо услышал то же самое слово: Сатана!» и вмиг покрылся холодной испариной. Кто это говорит?! В ужасе я повернулся обратно и вжался в сиденье.
— Бог видит, — раздался голос дочери. — Бог и говорит.
Нет-нет! Не может быть, она уже произносила эти слова!
— Да кто ж слышал Его? Кто?! — взмолилась мать.
— Я и слышала, — каким-то мертвецким голосом ответила дочь. — Когда впервые вошла в Новый Иерусалим, когда увидела на стенах храма огромный глаз и надпись под ним: «Бог видит тебя, Бог слышит тебя, Бог знает, что ты делаешь» — тогда и услышала.
У меня заложило уши. Всю оставшуюся часть дороги я просидел, вцепившись в подлокотники сиденья и всеми силами пытаясь унять страшную дрожь во всем теле. Мне было холодно. Ужасно холодно… Как в могиле. Хотя стояла почти сорокоградусная жара! Всем жарко. Невыносимо жарко! И только я… Только я.
Я вышел из автобуса и замер. Это мой город. Небольшой поселок. Я знаю здесь каждый камень, каждую улочку, каждый дом. Но странное, неприятное чувство. Кажется, что он не настоящий — мой родной город. Словно бы это и не он вовсе, а его макет. Большая, искусно выполненная декорация из раскрашенного картона… Нет, ничего. Ничего страшного. Просто мне кажется. Это от напряжения. Сейчас я дойду до своего дома, встречу мать, деда. Потом найду отца, освобожу его, и все будет в порядке. Нельзя поддаваться панике. В последнее время я многое понял, принял непростое для себя решение. Конечно, мне может что-то чудиться. Конечно…
Мой дом всего в нескольких шагах от автобусной остановки. Я пройду тихо и незаметно. Меня никто не увидит и не узнает. Я доберусь до своего дома, и мне станет легче. И сон! Сон, конечно, ко мне вернется. Ведь я дома. Все будет хорошо. Все правильно. Я делаю то, что должен, я со всем справлюсь. Скоро Скрижали обретут силу.
Быстрым шагом, почти бегом я преодолел две улицы и, завернув за угол, в ощущении все возрастающего ужаса остановился перед своим домом. Его двери и окна были наглухо заколочены. Металлические жестяные ставни закрывали окна. На дверях висел огромный, наверное, килограммовый замок, я никогда его не видел.
— Анхель?.. — раздалось откуда-то сзади. Я, словно зомби, лишенный чувств и эмоций, машинально обернулся. На той стороне узкой улочки стоял и удивленно улыбался Риго — мой сосед и приятель с самого раннего детства.
— Они умерли?.. — почему-то спросил я, показывая рукой на дом.
— Умерли? — непонимающе переспросил Риго. — Ты это о чем, Анхель?
— Они умерли?! — повторил я осипшим голосом.
Это единственная мысль, которая приходила мне в голову, — все мои родные умерли. Я лишился сна, со мной говорит покойный отец, я приезжаю в родной дом, он закрыт, на двери огромный амбарный замок. Все умерли…
Мне хочется плакать, но сердце как будто стало каменным — не бьется, не стучит, а лишь тянет вниз с невыразимой силой. Слезы застыли в уголках глаз. В груди сдавленный крик. И только тихая-тихая улочка… и опустевший дом.
— Да что ты, Анхель! Бог с тобой! — замахал руками Риго. — Они уехали. Неделю как уехали. Просто уехали. Живы… Живы…
Риго перешел улочку, приблизился ко мне и обнял:
— Все хорошо, Анхель… Все хорошо. Они живы… Живы.
Я задыхался в приступе рыданий. Меня выворачивало наизнанку. Я не знал, что со мной происходит. Что-то страшное… Я рыдал как дикий раненый зверь, угодивший всеми четырьмя лапами в охотничий капкан. Я хотел умереть в эту минуту. Умереть, чтобы все закончилось.
Я запутался. Запутался… Совершенно запутался. Куда я поехал и зачем?.. Нет, что-то пошло не так. Что-то пошло не так. Но что?! Почему их здесь нет — моей матери и моего деда? Куда они уехали?.. Почему?! Я вернулся. Вернулся! А их — нет! Что случилось?! Что происходит?..
— Ну ладно, ладно… — успокаивал меня Риго. — Не волнуйся… Что с тобой?.. Все нормально. Испугался?.. Думал, они умерли? Нет, не умерли. Все хорошо. Успокойся… Да, так… Молодец. Ну ничего. Ничего. Пойдем ко мне. Пойдем. Помнишь, как раньше?.. Помнишь?
Риго привел меня в свои дом. Тут многое изменилось с тех пор, когда я был здесь в последний раз. Мебель расставлена по-другому, вместо занавесок — жалюзи, комната родителей Риго была превращена в молельню. Там тускло горели свечи, едва заметно поблескивали покрытые лаком иконы и металлические лампадки.
— А твои родители умерли? — спросил я.
— Да. А разве ты не помнишь? — удивился Риго. — Это случилось, еще когда ты первый раз уезжал в Россию, на обучение. Неужели забыл?
Действительно, родители Риго — Мигель и Алонса — умерли почти десять лет назад! Они были очень добры ко мне. Как я мог забыть об этом?
— Ах да… Прости…
— Да нет. Ничего, — ответил Риго и внимательно пригляделся ко мне: — Ты наверное, голоден? Покормить тебя?
— Нет, не нужно, — ответил я.
— У меня есть пирог с курицей, — сказал Риго. — Ты любил его раньше. Острый, с томатилос и перцем чили. Отличная запеканка! Небось давно не едал такого…
— Да, не едал… — машинально повторил я.
— Ну так садись к столу. Давай!
Я машинально сел за обеденный стол.
Как странно! Я сижу в доме своего друга, с которым меня связывает только наше детство, а разделяет почти тридцать лет. Пропасть.
— Надолго к нам? — спросил Риго, суетясь у плиты. — Я был бы рад, если надолго.
Но я ничего не ответил. Но не потому, что не знал, что сказать. Я просто не понял вопроса. Не смог задуматься над ним, сконцентрироваться. Мои мысли были далеко. Или нет — их вообще не было. Какое-то странное ощущение прострации, внутренней опустошенности, болезненной нереальности происходящего.
— А я работаю слесарем на станции техобслуживания, чиню машины… — продолжал Риго, лишь изредка поглядывая на меня краем глаза. — А ты-то как? Чем живешь? Чем занимаешься?
Выпытывает?.. Хочет знать мои планы? Засланный?!
А что, если действительно этот город не настоящий? Да, очень может быть! Не случайно же он показался мне сделанным из картона… И запертый дом. Как такое может быть?.. Куда они могли податься? Деду девяносто лет! И этот странный разговор женщин в автобусе… Горящий браслет. «Сатана»…
— У тебя теперь молельня в спальне родителей? — спросил я.